i 166602c1f3223913
Шрифт:
он не достался неприятелю; целые стада быков, коров и телят смешались с
доблестными воинами серо синей армии. А неприятель наседал, и его
артиллерия, пристрелявшись, стала слать очередь за очередью в самую гущу
людей и животных. Это произвело среди несчастной четвероногой скотины, которую не вымуштровали оканчивать свою жизнь среди такого фейерверка, страшнейшую панику; животные взбесились, вырвались и бросились с
опущенными рогами на стену окружавших их людей. На шоссе образовались
клубки
животные, обезумев от боли и страха, ринулись, сметая все на своем пути, во все стороны с шоссе на волю… Но вот к шрапнели русские прибавили и
несколько фугасов; один из них угодил в самую середину шоссе, и в
возникшей вокруг него суматохе разыгралась трагедия, которую мало кто из
окружающих заметил. Из-за чудовищного столба дыма вынырнула вдруг
великолепная породистая корова, слепо бросилась, наклонив голову, со
всех ног вперед и вонзила свои длинные, острые рога в ранец какого-то
солдата, шагавшего на краю дороги, и стремглав умчалась в поле. А на ее
рогах болтался на ремнях ранца солдат, дико размахивал руками и орал: – Стой, стой, дура! Ведь тебя же расстреляют за государственную измену!
Стой!… Нет, такой штуки со мной еще никогда не случалось!…
Разъезд 8 го Донского казачьего полка осторожно, шаг за шагом, пробирался вперед. Это был головной разъезд отряда, шедшего на смену
измученных частей 3 го Кавказского армейского корпуса. Пять казаков
ехали по дороге, держа наизготовке длинные пики. Па опушке небольшой
рощи они остановились, сошли с коней и, ведя их на поводу, углубились в
тень деревьев. Хорунжий шел впереди; вдруг он обернулся и прошипел: – Ложись!
Казаки мигом легли, а офицер ползком стал пробираться в самую чащу, откуда доносилось коровье мычанье, топот и человеческий голос. Вскоре
офицер вернулся и шопотом отдал приказание. Казаки вскочили на коней и
полукругом поскакали к дороге, ведшей через поляну. Они приготовились к
атаке и, взяв пики наперевес и выхватив шашки, стали ожидать команды. Но
команды не последовало, и казаки сами обнаружили необычайного
неприятеля, которого они собирались атаковать. На поляне паслась большая
пестрая корова, которую человек в изодранном австрийском мундире вел на
веревке, обмотанной вокруг ее рогов; затем этот человек привязал корову
к дереву, лег под нее и начал доить молоко в котелок, приговаривая: – Вот видишь, Пеструшка, теперь придется нам с тобой не расставаться и
изображать отшельников в лесу. Ты будешь кормить меня своим молоком, чтобы я не умер с голоду. Ну, ну, Пеструшка, давай ка его побольше, не
конфузь себя! Знаешь,
столько молока, что она могла жить. А ведь ты как никак тирольской породы!
Хорунжий подманил ближайшего казака и шопотом спросил его: – Что это – пленный? Сумасшедший? Или что?
– Ваше благородие, – так же тихо ответил казак, – у него винтовка.
– Неужели? – удивился офицер тому, что у человека с коровой была
винтовка. – Ну, вперед, ребята! – крикнул он, и четыре казака выехали на
полянку, направили пики человеку в грудь и гаркнули: – Руки вверх!
Человек в неприятельской форме поднял руки. Один из казаков соскочил с
лошади и отнял у него винтовку; затем офицер повернул к нему коня и спросил: – Ты что тут делаешь?
Человек расстегнул куртку, распахнул на груди рубашку и в отчаянии
воскликнул:
– Убейте меня, я изменил своему императору!
– Стало быть, и вас вошь заела? – меланхолично ответил ему казак, решивший, что пленный показывает ему изъеденную грудь» – Ну. ладно, иди, брат! Отведай ка нашей русской каши! Вперед, марш!
Схватив солдата за плечо, казак заметил три медали на его куртке. Он
сказал офицеру: «Глядите, ваше благородие, „за храбрость“! Стало быть, он в наших стрелял!» – дал пленному по уху, сорвал медали и сунул их
себе в карман. Затем он подхватил его под руку и повел в штаб. Солдат
обернулся и сказал:
– Послушайте, ребята, корову вы не режьте, она молочная… Вот говорят, что вы – наши братья; но я вижу, какие вы братья! Акурат как эти
Росточили из Сливенца, которые распороли друг другу брюхо… Да не держи
ты меня так, я и без того не убегу!… Вот на Цепной улице жил один
сапожник, Фуячек по фамилии, так тот двинул полицейского, который тоже
его так вел, в морду, ей богу!…
Они добрались до полка, и казак доставил пленного в штаб. Все сияло
золотом и серебром; у замухрышки австрияка разбежались глаза. Какой то
толстый полковник крикнул ему:
– Военнопленный? Какой родной язык? Как фамилия?
– Так что, дозвольте доложить, я холостой, – ответил пленный, – но это
очень любезно с вашей стороны, ваше высокоблагородие, что вы
справляетесь о моей «фамилии»^*2 <#t2>* , о жене и детях.
Полковник, обратился к своему штабу с вопросом: – Что он говорит? – А затем на ломаном немецком языке переспросил
пленного: – Как твоя фамилия? Как тебя зовут? Понимаешь? Имя?
И тогда солдат напрягся, как струна, вонзил свой взор в глаза
полковника, сразу поняв, что перед ним – представитель враждебного
государства, и ответил голосом, раскатившимся по степям Украины и по