I'm all you see around
Шрифт:
Ближе к Рождеству ему пришла записка от Сириуса, приведшая его в панику. Сириус и присоединившиеся к нему близнецы Уизли решили что ему, Гарри, нужно как следует отдохнуть (как будто Хэллоуина мало!) и поэтому они организуют празднование Рождества на Гриммо, в доме Сириуса. Гарри отлично усвоил какие праздники закатывают близнецы, но самое страшное было тем, что Сириус заверил Гарри, что ему абсолютно не следует волноваться о меню и гостях. У Гарри от этого письма бегали мурашки по спине и выползали далеко за границы спины, заползая в голову и мешая сосредоточиться на учёбе и школьном чемпионате по квиддичу. Сразу после получения письма он, грызя ногти, лихорадочно достал из сумки пергамент с чернилами и нацарапал крёстному ответ с просьбой ничего не устраивать.
Гарри знал, что его просьба будет проигнорирована, но не написать не мог. Он добавил в конце: «Если всё же решитесь устроить праздник, я останусь в Хогвартсе!». Это, конечно же, было глупо, ведь если Сириусу что-то взбредёт в голову,
Рон, в отличие от Гарри, витал в облаках, ничего вокруг себя не замечая. Парень вообще был чересчур весёлый и подозрительно всем довольный. Он не замечал того, что они с Гермионой отдалились друг от друга, его не волновало, что лучшая подруга его сестры — слизеринка. Преподаватели делали ему замечания, спуская, как им казалось, его с неба на землю.
Гарри не хотелось расстраивать Гермиону тем, что Рон завёл с кем-то переписку и, подобно своему Сычику, радовался и прыгал каждый раз, когда получал очередное письмо. Гарри как-то поинтересовался, кто ему пишет, но Рон уклончиво ответил, что, кажется, его мечта начинает сбываться, но больше он ничего пока не скажет, дабы не сглазить.
Хотя на их дружбу это никак не повлияло, и Поттер заметил, что Гермиона тоже не особо переживала их негласный разрыв, хотя Рон и продолжал целовать Гермиону в щёчку по утрам, наверное, по привычке. У Рона был затуманенный влюбленный взгляд, Гермиона же всё время была в делах. Кажется, у них и времени не было для отношений. Поэтому Гарри решил не вмешиваться.
Пару раз в декабре под руководством двоих преподавателей ребят водили в Хогсмид, чтобы, во-первых, те запаслись подарками к Рождеству, а, во-вторых, чтобы избежать нарастающей паники со стороны учеников и их родителей.
Гермиона завалила себя общественной работой. Она читала дополнительную учебную литературу до поздна, чтобы потом без сил упасть на кровать и заснуть, ни о чём не думая. Самыми ужасными для нее были ночи дежурств: в такое время она занималась самоедством и хотела сбежать от себя. Причин было много — Рон, её неудачи в дипломной работе и переживания насчёт Кэролин. Та часто приходила по вечерам к Гермионе, и они вместе делали уроки или болтали. Иногда Гермиона просила подругу продемонстрировать свои способности и много о них спрашивала. Она призналась, что обыскала всю библиотеку, даже запретную секцию, но нигде не столкнулась с описанием магии, которой владела Кэролин. Та лишь пожала плечами и ответила, что даже Дамблдор не знает, что Гриндевальд научил её этой магии. Если бы Дамблдор узнал, то запретил бы ей видеться с ним.
— Но почему? — полюбопытствовала Гермиона.
— Не знаю, кажется, дядя уже как-то пытался заняться этой магией, но она привела к каким-то нехорошим последствиям. Да и не ладят они оба, хотя раньше были друзьями.
— Что на самом деле произошло, Кэрри? Просто версия, написанная Скиттер…
— Знаю, знаю, — перебила её Кэролин, — это просто слухи, которые обросли ужасными домыслами.
— Почему же никто ничего не сделал, чтобы пресечь их?
— О, просто всем было удобно так считать. Дядя Альбус и дедушка действительно поссорились, только из-за другого. Когда дядя начал дружить с дедом, они занялись поиском Даров Смерти и древней магией выброса. Когда же дядя стал водить деда к себе домой, у того завязался роман с моей бабушкой Арианой. В итоге та забеременела, и они решили ничего не говорить Альбусу. Но скоро это стало заметно. Дамблдор рассердился на деда, когда узнал, что он хотел бросить его беременную сестру и отправиться на поиски Даров Смерти. Они поругались на этой почве. Ариана умерла при родах. А дядя до сих пор считает, что это дед воспользовался магией выброса и спроецировал это событие, чтобы отправиться на поиски. Доказательств не было, и деда не посадили в тюрьму, но слухи расползлись. Деду было удобно, он надолго покинул страну. Как-то он рассказывал мне, что вообще не желал возвращаться. Единственное, о чём
Кэролин закончила рассказ и в тот вечер они долго сидели молча бок о бок в полутёмной комнате.
Как-то Гермиона попросила Кэролин и её научить этой древней магии, но та ответила, что для этого нужно совершить некий обряд с передачей знаний, а его знает только дед.
У Гермионы ничего не получалось. Она приступила к практической части своего диплома. Она стала принимать зелье бодрости, чтобы на себе испытывать свои наработки зелья, нейтрализующего эффект привыкания. Но ничего не получалось. Для вида она иногда работала в лаборатории Снейпа. Тот показал ей метод, которым она могла бы проверять эффективность своих наработок. Но этот метод был слишком долгим, а терпения у Гермионы не было. Она не стала признаваться профессору, что пробует эффективность своих наработок на себе, и что уже две недели пьёт зелье бодрости, вызывая у себя привыкание к нему и иммунитет к его действию. Девушку стало клонить в сон после двух недель бессонницы и бодрствования. Гермиона варила нейтрализующие зелья и смешивала их с зельем бодрости или принимала перед тем, как выпить последнее. Но ни то ни другое не работало.
Потом у Гермионы возникла мысль создать зелье, которое блокировало бы активный компонент, а точнее — эффект привыкания, тем, что само бы вызывало привыкание, как бы «отвлекая» на себя, но человек все еще оставался зависимым. Снейп не одобрил, уверяя Гермиону, что тем самым она решила одну проблему, заменив другой, но попросил отобразить это в дипломной работе. Кроме того, ингредиенты, из которых Гермиона сварила это зелье, были дорогостоящими и редкими.
С каждой консультацией Снейп всё больше и больше уверял девушку в том, что та взяла на себя непосильную ношу и предлагал изменить тему, пока еще не поздно. Как-то он даже довёл Гермиону до слёз, и сейчас вспоминая это, её пробивало на смех. Профессор был в ступоре и не знал, что делать с плачущей студенткой, впадающей в истерику, занимаясь самобичеванием. Только потом он опомнился и поспешил сунуть ей под нос успокаивающее зелье, сказав ей, чтобы та не расстраивалась, ведь у всех может быть кризис в работе, и даже у него бывает (браво, профессор, десять баллов вашему факультету!). Улыбка становилась всё шире на лице Гермионы в тот момент от столь нетипичного поведения профессора. Снейп нахмурился и предложил описать, например, побочные действия, вызываемые некоторыми зельями, разобрать их на составляющие и выяснить какие именно компоненты создают этот эффект. После этого предложения со стороны профессора Гермиона почувствовала себя ещё большей неудачницей.
Гермиона никак не могла понять, почему он так категорично настроен против её темы, почему в его голосе и поведении было столько скепсиса.
Отгородившись от всех проблем учёбой и обязанностями префекта, у Гермионы не оставалось времени для самоанализа, лишних мыслей и личной жизни. И она была этому рада. Мозг настолько уставал, что состояние апатии под вечер стало привычным и желанным для девушки. Она была рада, что Рон охладел к ней, была рада, что Снейп являлся отцом её подруги, и Гермиона запрещала себе думать о нём. После той ночи, когда она сидела у него в кабинете и он лечил её царапины, она вдруг почувствовала, что чрезмерная строгость и несправедливость Снейпа к студентам, ежедневное его плохое настроение и недовольство, язвительность и холодный взгляд — всё это тоже прикрытие и ограда. Только от чего? От жизни? От себя?
Оградив себя учёбой, так же, как Снейп одиночеством и скверным характером, Гермиона отлично стала его понимать. В ту ночь, когда они сидели вместе в его кабинете, она почувствовала, что ограда чуть спала, и увидела заботливого человека с грустными уставшими глазами и изящными нежными пальцами. После той ночи её неотвратимо тянуло к нему. В этом гриффиндорка долго боялась себе признаться. Ей хотелось быть рядом и наблюдать за его движениями, смотреть на него, как тогда — завороженно. Ей хотелось прикоснуться к его бледной коже, расстегнуть верхние пуговицы плотно застёгнутой мантии, обнять его, чтобы он почувствовал, что он не один, был более раскованным и свободным. Порой она так явно ощущала волну одиночества и грусти, исходящую от него, что желание помочь профессору становилось большим и нестерпимым. Как ей хотелось растрясти его и сорвать эту ледяную маску, которую он надел на себя. Но она не могла. Она старалась прогонять эти мысли, но они навязчиво возвращались обратно, иногда преследуя её даже на занятиях. Она опускала голову в такие моменты и краснела, а потом нервно оглядывалась: вдруг кто заметил? Вдруг кто-то узнал, о чём она думает?..