…И было детство
Шрифт:
Все разом задвигались, заговорили, было видно, что люди стараются подбодрить друг друга. Перед едой Артемьич прочитал молитву, и все уселись за длинный сколоченный в предыдущий вечер деревянный стол. Лица разом повеселели, Верочка суетилась вокруг детей, подкладывала кашу, разливала чай. Федор и Костя попросили еще хлеба, и она стремглав бросилась выполнять их просьбу. Вернувшись к столу, она на мгновение встретилась глазами с Федором, и последний вдруг густо покраснел и опустил глаза. У Верочки сладко заныло в груди, но ее опять позвали, и, счастливая, она полетела
– А тебе, я вижу, все это по душе, сестричка, – вдруг злобно сказала Люба. – Вон как к Федьке с хлебом метнулась!
Верочка вскинула на сестру полные возмущения глаза.
– Я давно хотела тебе сказать, Люба, – произнесла она отчетливо звенящим от волнения голосом. – Мне ты можешь говорить все, что угодно, если тебе это доставляет удовольствие, ты никогда меня не любила, но над матерью издеваться не смей, и остальных не трогай, иначе… – Верочка задохнулась от бессилия. – Иначе…
– Что, интересно, будет иначе, договаривай. Все мне угрожают, но никто не может объяснить, что же меня ждет, – засмеялась Люба. – Что же ты замолчала? Я всегда знала, что Бог обделил тебя даром слова, бедная моя сестричка! Послушай, роль посудомойки тебе очень идет, ты, видимо, наконец-то нашла себя, поздравляю!
Люба встала и, поставив свою миску наверх стопки посуды в Вериных руках, да так, что брызги полетели во все стороны, вышла из кухни. У Верочки на глазах навернулись слезы, но в это время с ведром воды вошла Нина Николаевна, и Вера, торопливо смахнув слезу, поспешила к ней. Взглянув на Веру, Нина поставила ведро и забрала миски у нее из рук.
– Ты очень устала, деточка, – произнесла она озабочено. – На тебе лица нет. Да ты ведь не завтракала! – Нина подошла к кастрюле и заглянула в нее. – И каши совсем не осталось, как же так!
– Ничего, я чаю с хлебом попью, я кашу не очень люблю, – улыбнулась Вера.
– Нет, так дело не пойдет, – Нина решительно выпрямилась. – Теперь мы вместе будем есть после всех, и поровну. Да что с тобой? Чем ты расстроена?
– Люба… – и Верочка заплакала.
– Как же это я сразу не догадалась, она мимо меня по лестнице такой павой проплыла! Что она тебе тут наговорила, ну-ка скажи! – и Нина крепко обняла девушку.
Она вдруг почувствовала, что Вера еще совсем ребенок, очень ранимый, добрый и чуткий, и ей изо всех сил захотелось поддержать ее.
– Я обязательно поговорю с Любой, – пообещала она.
– Не надо, – Верочка улыбнулась, – уже все прошло, все в порядке. Сейчас попьем чаю и будем продукты учитывать.
Стараясь выполнить свою работу как можно лучше, дети кололи и носили дрова. Все они были приучены к труду, и даже Люся старательно укладывала поленницу.
– Ваня, не задирай пилу, она затупится. Сережа, не жми так сильно, быстро устанешь, – слышался его спокойный голос.
Это был рослый, красивый, голубоглазый мальчик с правильными чертами лица. Таких обычно любят в школе, они вызывают тайную зависть и уважение, к ним прислушиваются старшие. Все обстояло именно так, но удивительным образом абсолютно не затрагивало душу подростка. Андрей не был тщеславен, напротив, он держался скромно.
Отец уделял много внимания сыновьям и старался вырастить их трудолюбивыми, честными и, вместе с тем, смиренными людьми. Ему это вполне удавалось, он многое успел заложить в старшего сына, и в свои четырнадцать лет тот был уже почти взрослым.
В отличие от других детей, Андрей прекрасно понимал, за что они попали на остров, поездка не представлялась ему загородной прогулкой. После исчезновения отца мальчик понял, что он теперь главный мужчина в семье. Горе, так сильно подействовавшее на мать, заставило его держать себя в руках.
Андрей умел молиться, и это давало ему силы. Со дня приезда на остров, прежде чем приступить к работе, он будет ежедневно выстраивать детей на «Отче наш» и «Богородицу» и в конце неизменно добавлять:
– Помилуй и спаси, Господи, рабов твоих плененных протоиерея Николая и мирянина Арсения, да будет с ними святая воля Твоя!
Яркое солнце, попав в коляску, разбудило Аглаю, и девочки побежали укачивать ее.
– Отдохнем, – бросил Андрей и положил топор.
– Когда на разведку пойдем? – вежливо поинтересовался Ваня и подмигнул Сергею.
– Какая еще «разведка»? – Андрей строго посмотрел на младших мальчиков. – Играть будете, когда дело сделаем, – и, подумав, добавил: – Из монастыря без меня ни шагу, и в собор одним не ходить, поняли?
– Это что же, только во дворе? – грустно спросил Сережа.
– Ладно, – смягчился Андрей. – С дровами закончим, пойдем на берег, я обещаю.
– Только давайте девчонок не брать, – шепотом сказал Ваня. – Без них спокойнее.
– Это еще почему? – нахмурился Андрей. – Нет, так не пойдет, и они не девчонки, а девочки, мы о них заботиться должны.
– Почему – должны? – не понял Ваня.
– Потому, что они слабее нас. Разве можно бросить слабых?
– Понятно, – безрадостно протянул Сережа.
Он хорошо знал характер старшего брата, если тот что решил – в жизни не отступится.
Саша, деловито везя коляску, подошла к мальчикам.
– Андрюша, можно нам с Люсей к лесенке ненадолго, мы Аглаю покатаем, а то ей здесь уже надоело, – жалостно протянула она.
– Мне кажется, это не Аглае, а кому-то другому погулять захотелось, – улыбнулся Андрей. – Ладно, только туда и обратно… и не дальше лестницы.
– А куда можно дальше? – захихикала Люся. – Коляска по ступенькам не ездит!