И даже когда я смеюсь, я должен плакать…
Шрифт:
10
Когда-то Израиля Берга звали Карл Берг, и он изучал физику в университете Франкфурта. Вскоре высокоодаренный молодой человек уже работал доцентом на кафедре. В 1935 году с этим покончено. Карл Берг получает новый паспорт, на обложке которого для евреев напечатано большое «J», и теперь его зовут Карл Израиль Берг, потому что все евреи в Германии должны добавлять к своему имени Израиль, а все еврейки — Сара.
У Карла Израиля Берга есть жена, которую он очень любит, до 1935 года они — счастливая пара. Потом жизнь для них постепенно становится невыносимой.
В 1940 году обоих депортируют
В Биркенау Берга зачисляют в зондеркоманду, которая должна собирать всех мертвых, вынесенных ночью из бараков для больных, и отвозить их на тележках в крематорий.
Мужчин в таких зондеркомандах кормят лучше, потому что работа у них тяжелая, но обычно через некоторое время их отправляют в газовые камеры и формируют новые команды. Заключенных хватает, свидетелей оставаться не должно.
Благодаря невероятному везению Берг остается в живых, каждый раз в новой зондеркоманде. В 1944 году, в начале ноября, он обнаружил на тележке с мертвыми, умершими от тифа, женщину, которая еще дышит. Берг извлек незнакомку из кучи, и ему удалось скрыть ее и ухаживать за ней до тех пор, пока советские солдаты не освободили узников концлагерей. Эту женщину звали Грета. [17]
17
Эта история правдива. Автор несколько десятилетий состоял с Карлом Израилем Бергом в переписке и был знаком со спасенной женщиной. Последнее письмо Берга, полученное автором, датировано 11 апреля 1992 года. — Прим. авт.
Когда война закончилась, Берг возвратился во Франкфурт. Город лежал в руинах. Он участвует в восстановлении, оставляет имя Карл, называя себя только Израилем, и защищает докторскую диссертацию по физике. Проходят годы. В 1953 году еврейские кладбища снова оскверняются, а могильные плиты разрисовываются свастиками и ругательствами.
В 1965 году неонацисты уже проникают в некоторые земельные парламенты. Берг боится возвращения кошмара, он решает покинуть Германию и ехать в Израиль по приглашению университета Тель-Авива. За несколько дней до своего отъезда он прощается с коллегами. На Кенигс-аллее к нему подходит женщина. Ее волосы всклокочены, губы посиневшие, лицо бледное, глаза воспалены, веки опухшие. Женщина дергает прохожих за рукава, падает перед ними на колени и беспрестанно произносит с хриплым заиканием:
— Кусочек хлеба! Кусочек хлеба, будьте так добры! Мне нельзя находиться на улице, если офицер из СС увидит меня, я попаду в газовую камеру. Кусочек хлеба, умоляю вас, кусочек хлеба!
— Грета! — кричит Берг, вне себя от ужаса.
— Господин офицер! — Она цепляется за его ноги. — Пожалуйста, не надо в газовую камеру, господин офицер! Я прошу прощения! Будьте великодушны, господин офицер, будьте добры! Я только просила кусочек хлеба! Не надо в газ, господин СС, пожалуйста, не надо в газ!
Берг опускается на колени. Он берет в ладони лицо женщины, глаза ее безумны.
— Грета! —
— Конечно, я узнаю вас, господин СС, разве я могу не узнать? Пожалуйста, будьте снисходительны и отпустите меня!
Прохожие — испуганные, подавленные, любопытные, — останавливаются, некоторые смеются.
— Помогите же! — кричит им Берг. — «Скорую помощь»! — Кто-то идет и вызывает «Скорую».
Когда санитары хотят поднять женщину с земли, она отбивается, кусается и царапается; все время звучит ее пронзительный вопль:
— Не надо в газ! Не надо в газ!
Врач «Скорой помощи» вгоняет иглу шприца в ее костлявое бедро. Она в последний раз вскрикивает и замолкает.
11
— Через три часа у ректора Тель-Авивского университета раздается телефонный звонок, — рассказывает Мише Руфь историю Израиля Берга. — Человек, чей голос он еще ни разу не слышал, кричит в трубку: «Я пока не могу приехать, у меня появились здесь срочные дела!»
— О, черт возьми, — охает Миша.
— Ректор спрашивает, кто это так кричит, — продолжает Руфь, — а человек немного успокаивается и говорит, что его зовут Израиль Берг и, перескакивая с пятого на десятое, объясняет, что случилось.
Миша молчит, молчит и Руфь; наконец, она продолжает:
— Израиль действительно позаботился о своей воскрешенной из мертвых. Он привез Грету во Франкфурт, в университетскую психиатрическую клинику, каждый день бывал у нее, пока ей не стало лучше. Только через восемь месяцев он приехал в Тель-Авив — вместе с ней. Она не совсем выздоровела и еще долгое время находилась под наблюдением психиатров и психологов из больницы Ихилов, только потом Израиль смог забрать ее домой. В 1967 году они поженились. В 1970 году Берга приглашают в Димону. Он приезжает с Гретой в Беэр-Шеву. Здесь они жили, в Дерек-Элат. Почти каждый год у Греты бывали приступы. Израилю приходилось отвозить ее на лечение в Сороку, — это местный медицинский центр. Израиля все уважали за его большие знания и доброту, за его терпеливую и нежную любовь к Грете, а Грету — за ее мягкость, доброжелательность, и готовность помочь.
— Ты знаешь Грету?
— Конечно! Много лет. Израиль здесь тоже преподавал, в университете Бен-Гурион. Я была его любимой ученицей. Они с Гретой часто приглашали меня в свою большую квартиру на Дерек-Элат. Я тоже очень любила их. Таких, как эти люди, мало на белом свете. Оба были… ну да, они были настоящими людьми!
— Как — были? Ведь Грета еще жива?
— Дов и я не успели вовремя. Грете сказали, что ее муж убит, и она вскрыла себе вены. Сейчас она снова лежит в Сороке, врачи надеются спасти ее, но что будет с ней потом, как она сможет жить без Израиля? — вздыхает Руфь. — Какой смысл будет теперь иметь для нее жизнь?
И вот теперь они стоят на кладбище и держат друг друга за руки, Руфь и Миша, а мужчины в черных шляпах и черном одеянии закидывают землей могилу, в которой лежит Израиль Берг. Сотрудники службы безопасности торопят их с отъездом, они хотят увезти обоих, прежде чем на улицах начнется час пик.
Руфи приходится повторить это Мише трижды, так далеко унесли его скорбные мысли, так далеко затерялся его взгляд в сияющем золотом и пурпуром скудном пустынном ландшафте.
— Да, — говорит он, наконец, и смотрит на нее. — Теперь я сделаю все, что вы скажете, Руфь, все.