И девять ждут тебя карет
Шрифт:
Лунные лучи ярко освещали сидящего мальчика, окрашивая его лицо в желтоватый, почти восковой цвет, черные глаза казались огромными. Он выглядел очень хрупким.
Но он казался очень оживленным и, едва увидев меня, сказал:
— Вас не было целый век.
— Ты сказал «в самую полночь», помнишь? Полночь только что наступила.
— Полночь? Правда? — Он был очень доволен. — Я развел огонь, зная, что вы придете.
— Конечно. Как это тебе удалось не заснуть до сих пор? — Увидев нетронутую чашку какао на столике у кровати, я засмеялась: —
— Немножко, — признался он. — Но мне хотелось, чтобы горел огонь.
— Ты все время сидел вот так?
Он смущенно отвел от меня большие черные глаза и стал щипать покрывало.
— Я надеялся... я думал, не посидите ли вы со мной, если уж пришли?
— А в чем дело, Филипп? Что-нибудь случилось? — спросила я, сев к нему на кровать.
Он энергично покачал головой, но потом бросил на меня один из своих загадочных взглядов искоса. Я потянулась к нему и взяла за руку:
— Что случилось, малыш?
— Кошмары! — сердито пробормотал он.
— О господи, а я и не знала. Какой ужас! Какие кошмары?
— Кто-то заходит ко мне, — ответил он, — трогает меня.
Как ни странно, его слова испугали меня больше, чем рассказ об обычном кошмаре, когда снится, что тебя преследуют, а ты бежишь, но не можешь сдвинуться с места.
Немного передернув плечами, словно холодок пробежал у меня по спине, я сказала, кажется, слишком уверенным тоном:
— Ну, Филипп, это просто сны. Никто к тебе не приходил и не трогал. Правда, я иногда захожу к тебе, когда ты спишь...
— Нет, — упрямо сказал Филипп, — не вы. Если бы вошли вы, я бы не испугался.
— И часто у тебя бывает этот сон?
Он кивнул.
— Ты не просыпаешься от него? Если проснешься, позови меня, и я приду.
— Я зову, но меня не слышно.
Я похлопала его по руке. Она была очень маленькая и холодная.
— Значит, ты еще не проснулся. Это просто сон. И вполне может быть, что во сне ты видишь меня. Я обычно захожу к тебе перед сном. Ты всегда крепко спишь.
— Правда?
— Как бревнышко. И храпишь.
— Спорим, что не храплю.
— Спорим, что храпишь. А теперь послушай. У меня есть к вам предложение, мсье граф де Вальми. Раз ваша милость не соизволит спуститься в столовую на ужин в праздничную ночь, не угодно ли вам, чтобы ужин явился к вам сюда?
— Ужин? Но я уже поужинал.
— Это было несколько часов назад, — сказала я, а я совсем не ужинала. Не будет ли ваша милость так любезна принять участие в полуночном пире вместе со мной и вашим кузеном Раулем?
— Полуночный пир? О, мисс Мартин! — Большие черные глаза радостно блеснули в лунном свете, потом их взгляд стал неуверенным. — Вы сказали, с моим кузеном Раулем?
Я кивнула:
— Он сказал, что принесет еду сюда и... о, вот и он.
Дверь спальни бесшумно открылась, и вошел Рауль, нагруженный бутылками, за ним следовал один из официантов с подносом. Рауль поднял длинную аристократическую
— Привет, мсье граф де Вальми! Пожалуйста, поставьте сюда поднос, хорошо? — обратился он к официанту. — Спасибо. Как вы думаете, вы сможете потом унести отсюда остатки? Тайно, конечно.
— Конечно, мсье.
Лицо официанта оставалось совершенно неподвижным. Что-то перекочевало из руки Рауля в его ладонь.
— Прекрасно. Тогда это все. Спасибо.
— Благодарю вас, мсье.
Официант наклонил голову, проскользнул между мной и кроватью, вышел и закрыл за собой дверь.
— Значит, у нас действительно будет полуночный пир? — спросил Филипп, немного исподлобья глядя на двоюродного брата.
— Без всяких сомнений. — Рауль ловко открывал бутылку с золотым горлышком. — Тайный... А, вот и все. Громкий звук, а, Филипп? У тебя здесь очень уютно, лучше не бывает. И прекрасный огонь. Тебе не холодно, Линда?
— Нет, спасибо.
Рауль наливал мне шампанское. Филипп, забыв о своих сомнениях, выпрыгнул из кровати:
— Это лимонад?
— Это царица всех лимонадов.
— Шипучее, правда? Выстрелило как ружье.
— Ружье или не ружье, но я сомневаюсь, чтобы это было вашим привычным напитком, кузен. Я принес тебе настоящий лимонад. Возьми.
— Это больше похоже на лимонад, — согласился Филипп, принимая из рук Рауля высокий стакан с шипящим желтым напитком. — Мадемуазель, хотите немного моего настоящего лимонада?
— Выглядит чудесно, — сказала я, — но мне не хотелось бы обижать твоего кузена.
Рауль, ухмыльнувшись, подал мне бокал шампанского:
— Не думаю, что вы привыкли к этому, но не могу же я сделать залогом вашего обета что-нибудь другое.
— Залогом обета? — спросил Филипп. — А что это такое?
— Это когда клянутся, — ответила я. — Дают обещание.
— А сейчас тост, — сказал Рауль, поднимая бокал, так что в тысяче пузырьков словно заплясали языки пламени. — Встань, Филипп, чокнись с мисс Мартин, потом со мной... а теперь выпей за наши обеты и за то, чтобы мы их соблюдали как можно дольше.
Филипп, удивленный словами Рауля, послушно отпил лимонад, потом нерешительно перевел глаза с Рауля на меня, посмотрел вниз, на поднос, который официант поставил на низенький столик перед камином.
— А когда мы начнем наш пир?
— Прямо сейчас, — решительно сказала я и уселась на кровать.
Даже без царицы всех лимонадов это был самый чудесный пир. Празднование нашей помолвки, состоявшееся в спальне моего питомца, при лунном свете, в отблесках огня, жарко пылавшего в камине, — для меня это был такой же волшебный праздник, как пир, устроенный Порфиро для Модлин в канун дня Святой Агнессы сотни лет назад. Но еда была намного лучше. Не помню, ели ли вообще что-нибудь влюбленные в Святую Агнессу, но мы с Филиппом уничтожили устрашающее количество деликатесов, которые щедрая рука Рауля положила на поднос.