I don't wanna be in love

Рейнова Яна

Из-за угла коридора внезапно появляется Дилан с каменным лицом. Его плечи опущены, а глаза кажутся до боли уставшими. О’Брайен не умеет скрывать тоску за притворной гримасой сияющей улыбки. Стефани всегда безошибочно угадывает его настроение по одному лишь взгляду — лёгкому, неброскому или даже неловкому. Медовые глаза скрывают столько печали и тревоги за болезненным блеском. Точно такие же глаза Ховард видит каждый день — в зеркальном отражении. Заметив поникшего Дилана, который медленно приближается к кабинету литературы, брюнетка вмиг застыла на месте. Сердце в груди сжалось, а ледяная кровь холодила дрожащие руки. Лишь два янтарно-карих осколка пристально следили за фигурой О’Брайена, который был похож на тёмную тень в своей чёрной куртке.

Неожиданно беспокойный,

но в то же время стремительный взгляд, острием стрелы врезался в сердце окаменелой Стефани. Что скрывается за этой лукавой ухмылкой, за этим неудержимым пламенем в глазах, которое сокрушает и сбивает с ног? Ховард никогда раньше не видела Дилана таким поразительно серьёзным: ни одна жилка на мраморном лице не вздрогнет, ни одна мышца не выдаст истинных мыслей. Девушка не на шутку смутилась не в силах сойти с места. Требовательный взгляд О’Брайена врезался в её сознание непреодолимым ядом, который нагло отравлял все органы изнутри. Кровь дикими потоками разносилась по всему телу, прожигая виски зарядами молнии. Парень остановился и пытливо посмотрел прямо в глаза Стефани. Они стояли посреди коридора с измученными лицами, а на расстоянии нескольких метров между ними взрывались искры, которые щипали лицо и руки.

*

Обыкновенный урок математики. Никто даже не слушал грозных причитаний мистера Гарольда, который нервно блуждал возле доски, со скрипом вычерчивая условия задачи. Волна сонного опьянения накрыла старшеклассников. В застывшем классе воцарила глубокая тишина. Все одинадцатиклассники замерли в ожидании услышать имя злосчастных жертв, которым придётся идти к доске.

Стефани с равнодушным видом листала свою белую тетрадь, разглядывая бегающие перед глазами строки бесконечных цифр и формул. Ховард всегда стремилась быть первой в учёбе, и это ей удавалось. Девушка всегда быстро справлялась с любым поставленным заданием, когда речь заходила об учёбе. Решить замысловатую задачу тоже не составляло ей особого труда, но в классе всё же был человек, с которым в математике нельзя было сравниться. Лорен Стивенс. Первая красавица школы с незаурядным умом. Она решала задачи и уравнения любого уровня сложности лёгким щелчком пальцев. Стефани не оставалось ничего другого, кроме того, как смириться с этим. К тому же, уверенная в себе Ховард не хотела ни с кем враждовать.

— К доске пойдут Стивенс, Паттерсон и Бэнкс, — раскатами грома раздался бас мистера Гарольда, и все одинадцатиклассники с перепуганными лицами начали всматриваться в плывущие строки на доске. Туманная пелена, зависшая в классе, застилала глаза и отбивает здравый рассудок.

Лорен Стивенс гордой походкой следовала к доске, не упуская момент покорить одноклассников лучезарной улыбкой. Рыжие локоны сверкали под щедрыми лучами солнца, огненно-красные губы полыхали страстью, а изумрудные глаза поражали ледяным спокойствием. Лорен ни секунды не сомневалась в своих математических способностях: она готова была блистать своим острым умом и доводить до бешенства всех присутствующих. Стивенс никогда не была серой мышкой и пустоголовой блондинкой. Она никогда ею не станет.

Марк Паттерсон незаметно вздёрнул бровью, пытаясь отыскать глазами знакомый силуэт Стефани Ховард. Брюнет всегда украдкой наблюдал за молчаливой красавицей, потому что это помогало ему успокоиться. В тот момент, когда его кроткий взгляд останавливался на молочно-белом спокойном лице Стефани, её медово-карих глазах, все навязчивые мысли и предостережения уходили на второй план. Парень вновь нашёл в классе тёплые глаза Ховард, и сердце забилось ровнее. Кровь жгучим потоком потекла по венам, разжигая пламя на дне души. Паттерсон поправил белую рубашку, пытаясь оттянуть её вниз, и решительно пошагал вперёд, вслед за Лорен.

— Марк, тебе следует поторопиться, иначе останешься ни с чем, — вкрадчиво прошептала Лорен, косясь сверкающими глазами на Марка, который задумчиво выводил на доске череду цифр. Его мраморное лицо моментально изменилось. На щеках загорелся пламенный румянец, а карие глаза поникли и застыли. Уголки рта непроизвольно

дёрнулись, скривившись в подозрительную ухмылку. Ледяная рука вздрогнула, и Паттерсон судорожно сжал пальцами кусок мела.

— Лорен, что ты несёшь? — угрюмо фыркнул Марк шёпотом, щуря от злости глаза. Парень заметно нахмурился, сжав левую руку в кулак. Его тёмно-карие глаза наливались кровью, сверкая ядовито-красным блеском. Сердце стучало со скоростью света, отбиваясь ударами тока в висках. Паттерсон понимал, что Лорен имела в виду, но разгоряченное сердце яро отрицало этот злосчастный факт.

— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Вся школа знает, что ты с девятого класса сохнешь по Стефани. Может, настало время избавиться от статуса «хорошего друга»? — Стивенс упорно пыталась не смотреть на Марка, и с каждой секундой её осторожный шёпот становился всё острее и язвительнее. Лорен отчётливо видела, как вздымались упругие грудные мышцы Паттерсона, как дрожали его сильные руки, но настойчиво продолжала разжигать в его мыслях дикий пожар. Именно этого Стивенс и добивалась — довести Марка до безумия и заставить сделать решительный шаг.

Пока Паттерсон усиленно пыталась переварить настояния Лорен, которые задели его за живое, Дилан всячески сдерживал невыносимую злость, струящуюся по всему телу. О’Брайен сидел слишком близко, чтобы не расслышать её чопорной болтовни. Последнее время она слишком часто вспоминала о неотвязной идее свести Марка и Стефани. У Дилана эти сомнительные разговоры не вызывали ничего, кроме презрения и недовольства.

Парень всегда убедительно отнекивался и ловко менял тему, чтобы лишний раз не терзать себя разговорами о личной жизни друзей. Сердечные дела Паттерсона его слабо интересовали, но мысль о том, что Стефани станет девушкой его лучшего друга, приводила Дилана в невероятный ужас. Шатен пытался выглядеть расслабленным, но с трудом мог усидеть на месте, выслушивая бессмысленный трёп Стивенс. Лорен порой выводила О’Брайена из себя своей чрезмерной любопытностью и неотступной заботой. Дилан сжимал кулаки до посинения кожи, и его глаза сверкали неистовой злостью. Лицо словно онемело от кривой гримасы гнева. Он слышал лишь сумасшедший стук сердца и шум кипящей в венах крови. Всё вокруг него на миг померкло, в голове лишь раскатами грома раздавались слова его девушки: «Марк, может, настало время избавиться от статуса „хорошего друга“ Стефани?».

*

От имени Дилана

Я дико ждал, чтобы этот злосчастный урок математики скорее закончился. В какой-то момент мне стало казаться, что голова разорвётся на тысячи осколков от одной лишь мысли о Стефани и Марке. Я до сих пор не могу понять, почему решительные настояния Лорен так сильно меня задели. Стефани, впрочем, как и Марк, не могут всё время быть одинокими. Рано или поздно они найдут себе пару и будут счастливы. Даже если они вдвоём станут парой, я должен радоваться за своих лучших друзей. Но, чёрт возьми, у меня ничего не получается. От одной лишь мысли о том, что Ховард и Паттерсон начнут встречаться, мне хочется крушить всё в этом грёбанном мире. Я не хочу, чтобы моя лучшая подруга становилась девушкой моего лучшего друга. Это даже звучит смешно. Почему я так яростно реагирую? Я не могу ответить на этот вопрос.

— Дилан, ты в порядке? — я услышал за спиной знакомый бархатный голос Стефани, который тёплой волной вливался мне прямо в сердце. Я часто прятался в парке возле школы, если появлялась необходимость подумать о чём-то важном и серьёзном. Ховард давно вычислила, где я прячусь и почему. Порой мне казалось, что даже Лорен, моя девушка, не знает меня настолько хорошо, как Стефани. Я сидел к ней спиной, но её проникновенный взгляд сжигал меня дотла.

— Да, просто нужно было обдумать кое-что, — мой тихий голос казался ледяным, тревожным, а глаза наливались свинцом. Я судорожно зажмурился, чтобы проглотить это кошмарное чувство безысходности. Меньше всего на свете я хотел, чтобы Стефани переживала на меня. Я никогда не выдерживал мрачного беспокойства в её тоненьком голосе. Его поникшие, воспламенённые глаза доводили меня до безумия.