И-е рус,олим
Шрифт:
Давид, впавший на несколько секунд в прострацию, вдруг вскакивает и путаясь в словах, как пьяный в штанах, спрашивает, обращаясь то к Максу, то к Анат:
– - Пропал в Йом Кипур? Вы уверены? А вы искали? Где вы искали? Когда видели в последний раз? Как это было? Его могло что-то обидеть? Он был болен или здоров?
– - Не оставил ли он, уходя, записку?
– - помогаю я прояснить ситуевину.
Давид смотрит на меня укоризненно. Я делаю успокаивающий жест ладонью, типа -- будь спок, все под контролем. И добавляю:
– -
– - Хватит трепаться,-- резко и трезво обрывает Давид. Я затыкаюсь больше от изумления, чем от приказа. Ну е-о-о, что с людьми огненная вода творит! Струк-ту-ри...зует...зирует.
– - Иесс, сэр!
– - разваливаюсь я на кресле.
Но Давид мечет в меня, как урка -- финку, короткий звериный взгляд. Да ну его нахер, щас прибьет за ухо к косяку. Если он даже Гришаню не пощадил... Замечаю, что сижу выпрямившись, на краешке кресла и усилием воли разваливаю себя в нем снова.
А Давид командует, как генерал -- водиле:
– - Я знаю где он! Поехали!
Анат, наконец, промаргивается и успевает пискнуть в Давидову спину:
– - Э! Ты знаешь где наш Кот?!
Но Давид не удостаивает ее ответом. Меня взглядом тоже. Он типа занят -- идет по следу. И не допускает, сука, даже возможности, что я не спешу за ним. Оборачивается он только у тачки. Аха, когда я уже на говно сошел от злости.
И чтобы вернуть себе хорошее настроение, я разворачиваюсь и чешу назад. Не оборачиваясь. И так же, как до этого Давид, заношу перст над звонком. Что я писюкам скажу? Давид, кстати, за мной пойти не соизволил. Ниче, пусть тачку поохраняет, служивый.
Дверь снова открывает Макс.
– - Извини,-- говорю,-- за беспокойство и за Давида. Но я ключи в сукке оставил.
Макс молча отходит в сторону. Иду на балкон. Ключи, ясен пень, у меня в кармане -- я, даже когда в усмерть ужираюсь, их ни разу не теряю. А диктофончик-то все пишет. Чтобы не уходить с пустыми руками, раз уж я сегодня такой принципиальный, забираю кассету.
Давид
Стою. Жду. Ничего не происходит. Машина заперта. Небо застегнуто на пуговицу луны.
– - И что ты там забыл такое, что нельзя было забрать в следующий раз?
– - бурчу я, глядя на неторопливо приближающегося Кинолога. Когда паркуешься так далеко, то хоть передвигайся побыстрее, что ли.
– - Низзя,-- отрицательно качает он пальцем, на котором -- ключи от машины. Да, действительно нельзя.
– - Ладно,-- говорю я,-- давай к Белке.
– - Логично, логично,-- отвечает Кинолог.-- Кот ее еще не трахал.
– - Просто круг начал замыкаться,-- пытаюсь объяснить ему, но скорее -проговариваю вслух свои мысли.
– - Думаешь, Белка его хакнула?
– - Кого?
– - спрашиваю. И тут же всплывает у меня в памяти последняя строфа из этого кошачьего стиха про Эсава и Якова.
А там, в шатре, умирал Ицхак -
последний ослепший сфинкс.
Свершился первый на свете хак.
И
– - Слушай,-- отвечаю,-- помнишь тогда, в Йом Кипур, когда мы попросили Гришу показать, где он нашел сфинкса... Он повел нас к Белле?
– - Ну?
– - Ну. Все вроде сходится, а ухватить не могу. Белка. Хак. Сфинкс. А вместе никак не вяжется.
Кинолог пожимает плечами:
– - Тю, делов-то! Белка -- это сфинкс. Выше пояса -- баба, ниже талии -кошка, гы. И этот твой Аллерген -- аналогично. С зоологической точки зрения -- кот, с филологической -- поэт. Тот еще свинкс.
Чтобы заткнуть Кинолога, я затыкаюсь сам. Светофоры дремлют, прикрыв красные и зеленые огоньки, и ночной Город подмигивает оставшимися желтыми кошачьими глазами, делая нас участниками какого-то странного заговора. В районе Музея Израиля Кинолог вдруг оживает, бросает руль, машет руками:
– - Чуть не забыл! Нас же пасли, как последних козлов!
– - Кто пас?
– - Кто обычно пасет? Суки!
Он запихивает в магнитофон какую-то кассету. Отматывает. И я слышу свой голос:
– - Я знаю где он! Поехали!
Шум. Затем растерянный голос Анат:
– - Э! Ты знаешь где наш Кот?!
Кинолог только что пузыри от радости и гордости не пускает:
– - Ну, сечешь? Писали нас твои писюки! А я спер кассету. Так-то. Контрразведка не дремлет!
Хлопает входная дверь. Это когда мы ушли. И сразу же голос Макса:
– - Отличный метод уходить из гостей, когда надоест. А мы вечно сопли жуем.
– - Да у них и метод прихода в гости неплох,-- фыркает Анат.-- О, смотри, антиоксиданты остались... Но какой типаж матерый! С двенадцатой стоянки, да?
– - Слышь? Заценила!
– - кивает Кинолог.-- А что это у них за двенадцатая стоянка?
– - Слишком матерый,-- отзывается Макс,-- нет литературной правды. Придется рафинировать.
– - А когда мы козлов не пропускали через парикмахерскую?
– - Не, ты понял какие суки?
– - потрясенно говорит Кинолог и даже сбрасывает скорость.-- Это я, что ли, козел?.. О, а это уже про тебя!
– - ... сильно изменился.
– - Сидел тусклый, как запотевшее стекло. Хотелось даже ему на лбу пальцем "Ы?" начертать.
– - Как в партию вступил.
– - Или после электрошока.
– - Лоботомии.
– - Да, как-то он сконцентрировался. Соскреб мысли со древа.
– - И спрятал их в дупло от посторонних. Нефактурненько получилось... Тебе сколько? Лапы смочить?
– - Да можно и глаза закапать... Вот мы, все-таки, гады. Может, у него что-то случилось. Надо было порасспрашивать.
– - Зачем? Ты что, придумать не можешь?
Случилось. Я спьяну принял обет. Меня поймали, как паршивую овцу, пьянствующую в Судный День и поставили печать. Обет. Клеймо... Неужели это так заметно? А мне казалось, что все произошло только внутри. Но так не бывает.