И на земле и над землей
Шрифт:
Затем потянулись, наплывая одна за другой, остальные горы. Вот медленно разворачивается навстречу нашим взглядам вторая. Эта куда больше и величественнее своей «сердечной» соседки, что и понятно, ведь тут не один, а целых два шихана, соединенных неглубокой седловиной. Русские называют гору Долгой, но это нечто чисто внешнее. Мне больше по душе ее исконное башкирское имя — Куштау, что значит — Горы-близнецы. А близнецы — это братья или сестры, так что есть человеку о чем подумать, любуясь их нестареющей красотой, или даже сложить о них новую легенду или песню.
За Близнецами выступает самая монументальная
Сейчас гордый Шахтау стал несколько ниже: вершину его уже срыли и переработали на соседнем комбинате в нужные строительные и прочие материалы.
Но и без вершины он смотрелся все так же мощно и величаво. И еще больше походил на потухший вулкан. Пройдет всего несколько десятилетий — и его сравняют с землей…
Вскоре за окнами потянулась промышленная зона города, ее огромные строения заслонили собой мои любимые шиханы, и последний из них, самый большой, я увидел уже подъезжая к автовокзалу.
На этой горе побывать мне не привелось. Ни в то время, ни позже. Наверное, потому, что она самая далекая. Вот из Ишимбая до нее рукой подать, а из Стерлитамака — далековато. Башкиры называют ее Тратау, а мы для нее русского имени все еще не придумали. Хоть конкурс объявляй!
Ко времени этой поездки в Стерлитамаке проживало много моих родственников. И все очень близкие, по материнской линии: на Выселках — большая дружная семья Дергачевых, в Краснознаменском поселке содовиков — семья Горелкиных, в новой части города — семья моего старшего брата Эдика. К нему-то, собственно, я и ехал в первую очередь.
Дома брата я не застал.
— Здесь он теперь только ночует, — смеялась его синеглазая жена Галя. — Теперь он в своем гараже прописался. Как выдастся свободный часик — так туда!
— В каком это гараже? С чего бы? — удивился я. — Другое дело — в сад, а то…
— Так мы ведь машину купили. Он и гараж уже построил, и вокруг «Москвича» своего с утра до ночи крутится. Не новый взяли…
Узнав, что гаражи находятся сразу же за Двухсотым кварталом, что по пути на завод синтетического каучука, «эска» — по-народному, я заспешил туда.
Своим братом я всегда гордился. Это он первым из нашей крестьянской семьи после деревенской семилетки сорвался в город. Хотел учиться, но сразу не пришлось: жить ведь как-то надо. А растущему городу позарез не хватало стоящих рабочих рук. Руки, и особенно голова, у него всегда были на зависть многим, долго искать места не пришлось — быстро освоил строгальное и фрезерное дело и стал работать на станкостроительном заводе. А там и койка в общежитии освободилась, что еще нужно семнадцатилетнему пролетарию?
После службы в армии опять вернулся на свой завод, днем строгал неподатливый металл, по вечерам грыз гранит науки. Сначала школьной, затем и институтской. Между дел умудрился жениться, народил сына Вову и дочку Наташу, получил хорошее жилье.
И вот — машина…
Конечно, не все в жизни было так легко и гладко. Одна
Да и годы совмещения работы с учебой, отсутствие полноценного отдыха здоровья не прибавляли. Конечно, много значат способности, дарования, когда все кажется легким и интересным, но я сам, наведываясь к нему в эти годы, просто не мог не заметить его бледности, изнуряющей бессонницы, предельной усталости.
Так жили тогда многие. И народное государство, трудовые коллективы умели это ценить, создавали необходимые условия для их развития и роста. Именно из таких упорных, трудолюбивых, одаренных рабочих получались потом отличные инженеры, командиры производства.
Брата я нашел сразу же, как только подошел к новым кирпичным гаражам. Рядом с ними на чистой травяной лужайке тот что-то высматривал в двигателе своего «Москвича».
— Как ты меня нашел? — удивился он.
— Так язык… — Я хотел было напомнить ему пословицу, согласно которой язык и до Киева доведет, но вид сияющего «средства передвижения» сбил меня с толку. — А Галя сказала, что не новый… И это вообще не «Москвич»…
По всему, брату понравилось мое замешательство. Довольно посмеиваясь и намеренно затягивая с ответом, он осторожно опустил крышку капота и достал из кабины пачку болгарской «Шипки». Я в ту пору еще был стойким противником этой глупой мужской забавы, но за компанию задымил вместе с ним. Это несколько позже, когда меня, молодого главного редактора республиканского книжного издательства, начнут оголтело травить мои же вчерашние друзья-товарищи, навешивая один ярлык страшнее другого, сломаюсь, задымлю и я. Но об этом тогда мне знать было не дано, и я просто поддержал хорошее настроение брата.
— Галя правду говорит — не новая. Даже очень старая… — пожал плечами Эдик.
— Ну да! Ни одной царапины, — считая это розыгрышем, отмахнулся я. В технике я до сих пор не разбираюсь, кроме велосипеда, да и то старого, простого дорожника, так что ввести меня в заблуждение большого труда не составляло.
— Давай, однако, посидим, — распахивая дверцы машины, предложил брат. — Теперь, когда все сделано, можно себе позволить.
Лицо, голос, жесты свидетельствовали о том, что он рад, даже счастлив, но, приглядевшись, я заметил и усталость, скрыть которую было невозможно.
Мы заняли переднее сиденье, и он слегка тронул ключ зажигания. Двигатель отозвался мгновенно, тихо, ласково, как сытый кот, заурчал. Послушав это довольное урчание, брат стал рассказывать.
Оказывается, никакой машины покупать он даже не планировал. Во-первых, потребуется весьма солидная сумма, во-вторых, автомобилей в ту пору в Союзе выпускалось более чем мало, а отсюда — очереди на много лет вперед. В-третьих, личная семейная машина в народе все еще рассматривалась как необязательная роскошь, без которой можно и обойтись. Другое дело — квартира, хороший холодильник, тот же телевизор или, на худой конец, поездка на море…