И нагрянула черная рать... Монгольское завоевание Южного Урала. 1205–1245

Злыгостев Валерий Анатольевич

Перенесемся в Северный Китай, в последние годы правления династии Цзинь, в момент, когда монголо-чжурчжэньская война, вступив в завершающую фазу, достигла крайней точки ожесточения. После сражения у горы Саньфэншань [99] весной 1232 года монголы пленили нескольких цзиньских полководцев и среди них «генерала» Чен-хо-шана, того самого, что двумя годами ранее разгромил Дохолху-Чэрби. Чен-хо-шан не был схвачен сразу, а укрывался какое-то время в тайном месте, когда же военные действия, «убийства и грабеж несколько утихли», сам явился в расположение монголов, в ставку Толуя, и объявил: «я полководец царства Гинь, желаю видеться с главнокомандующим". Монгольские конные взяли его и представили Тулую, который спросил его о прозвании и имени, "я генерал Чен-хо-шан, — отвечал он, — победы в Да-чан-юань, Вэй-чжоу и Дао-хой-фу мною одержаны. Если бы я умер среди волнующихся войск, то иные могли бы подумать, что я изменил отечеству. Ныне, когда умру торжественным образом, без сомнения некоторые в Поднебесной будут знать меня". Монголы убеждали его покориться, но не могли преклонить к тому. И так отрубили ему ноги, разрезали ему рот до ушей, но он, изрыгая кровь, еще кричал: "До последнего дыхания не унижусь". Некоторые монгольские генералы, одушевляемые справедливостью, возливали кобылий кумыс и, молясь, ему говорили: "Славный воин! Если некогда ты переродишься, то удостой быть в нашей земле"» [24, с. 128–129]. Несомненно, Чен-хо-шан заслужил почестей и в памяти народной достоин оставаться символом сопротивления и мужества, в равной степени как и русские витязи Василек Константинович и Евпатий Коловрат, как и кипчакский султан Бачман, ставший героем не только Степи, но и башкирских преданий.

99

В уезде Юйсянь в Хэнани [15, с. 346].

Вообще, Бачман, как никто из кипчакских вождей, многие из которых, подобно хану Котяну,

лишь завидев за Итилем вражеское войско, бежали на чужбину, заставил завоевателей «повозиться» с ним, а время, затраченное на его нейтрализацию, по-видимому, суммарно превышает время, потребовавшееся монголам на покорение Руси [100] . О том, что сопротивление, оказанное Бачманом монголам, было весьма упорным, свидетельствуют как восточные авторы в лице Джувейни и Рашид ад-Дина, подробнейшим образом описавших заключительный акт его борьбы с завоевателями, так и китайские хронисты, разместившие в «Юань ши» сообщения о нем в биографиях Мункэ и Субэдэя. В цзюани 121 излагается, как Угэдэй, напутствуя своего полководца перед походом, говорит: "[Мы] услышали, что Бачман имеет ловкость и отвагу, Субэдэй тоже имеет ловкость и отвагу, поэтому сможет победить его". Вследствие этого дал повеление [Субэдэю] быть в авангарде и сразиться с Бачманом, а затем еще приказал [ему] командовать главной армией» [18, с. 230]. То, что Субэдэю высочайше было поручено персонально во главе передовых частей разбираться с Бачманом, говорит о значимости для монголов операции по его уничтожению. Облава, устроенная Субэдэем на непокорного султана, вынудила того метаться по всей восточноевропейской степи. В конце концов Бачман был прижат к Абескунскому (Каспийскому) морю, возможно, в низовьях Итиля, местности, именуемой ранее Дешт-и-Хазар, и отступать, кроме как скрыться на одном из прибрежных островов, ему было некуда. Субэдэй в той погоне за Бачманом имел в распоряжении тумены, которые вели Мункэ и Бучек. Именно эти царевичи и добили султана. Но вначале были «захвачены жены и дети Бачмана у Каспийского моря» [18; с. 230], затем, как излагает «Юань Ши», «Бачман узнал о приходе Субэдэя, сильно оробел и сбежал в середину моря» [18, с. 230]. Что это была за «середина моря»? Так или иначе, султан был схвачен и доставлен к Мункэ, тот «повелел ему [Бачману] бить земные поклоны. Бачман сказал так: "Я являюсь владетелем страны, и разве стал бы любыми путями искать спасения? Мое тело не имеет горба [ «Я — не верблюд»], и разве от стояния на коленях он появится?» [18, с. 181]. Затем пленный попросил, чтобы Мункэ собственноручно убил его, но тот поручил совершить это Бучеку, который разрубил «[Бачмана] на две части» [18, с. 181, 276] [101] .

100

Монголы, совершив два вторжения на Русь — зимой 1237/38 годов (Северо-Восточные княжества) и осенью — зимой 1240 года (Южные княжества), находились в ее пределах в общей сложности около одного года. Борьба с Бачманом, по-видимому, проистекала, хотя и с перерывами, более двух лет, с 1236 по 1238—39-е годы.

101

Цзюань З. Жизнеописание Мункэ.

Сообщение «Юань ши» дублирует отрывок жизнеописания Мункэ в «Истории…» Н. Я. Бичурина (о. Иоакинфа). Там попавший в плен Бачман после приказания Мункэ встать перед ним на колени воскликнул: «Я был обладателем государства и могу ли дорожить жизнью? Сверх того я не верблюд, для чего мне становиться на колена?..» [24, с. 201]. Дальнейшая судьба Бачмана читателю уже известна.

На фоне вышеприведенных и достаточно часто цитируемых фрагментов, касающихся последних мгновений жизни Бачмана, упоминание о нем в башкирском историческом предании «Бошман-кыпсак батыр» обойти стороной невозможно. Предание гласит: «Тамьян, Кыпсак, Катай, Телявли, Бурзян, Юрматы — дети одного отца, родные братья. Их потомки в старину жили в долинах Ика, Яика, Агидели, Чулманидели [102] , занимались коневодством. Не было счета их скоту. Косяки в тысячи голов покрывали землю. Они кочевали с одного пастбища на другое. Однажды со стороны Алтая пришла несметная ханская черная рать. Неожиданно появившаяся эта сила распространилась по бескрайним степям, опустошила земли катайцев, тамьянцев, кыпсаков, бурзян, телявлинцев, юрматинцев. Кыпсаки, катайцы и бурзяне пытались дать врагу отпор, но не смогли устоять перед его бесчисленной ратью, вынуждены были скрыться в лесах и горах. Кыпсаков было много, и они оказались более стойкими. От Кыпсака пошли Гирей-Кыпсак, Бошман-Кыпсак и еще неизвестно сколько родов, отличавшихся воинственностью. Поэтому вражеский хан решил их подкупить, перетянуть на свою сторону. Стал он одаривать кыпсакских воинов подарками. И тогда, сказывают, часть кыпсаков ушла вместе с его войском. Бошман-Кыпсак батыр не повиновался, не склонил головы перед ханом — подался на север, в горы, леса. Там он собрал войско и дал бой ханскому воинству. Говорят, он долго воевал. Однако из-за одного предателя войско его было окружено и уничтожено, а самого батыра хан приказал казнить. Перед казнью хан велел доставить Бошмана к себе. Он хотел все-таки перетянуть его на свою сторону, предложил стать военачальником. Но батыр не согласился. «Верблюд не сгибает колен, сокол не умирает, склоняя голову», — сказал он» [6, с. 167].

102

Чулманидель — река Кама.

Конечно, рассмотрение этого отрывка в качестве полноценного исторического источника может вызвать у определенной части ученых мужей снисходительную улыбку, и в первую очередь по той причине, что Бачман никогда не жил на Южном Урале и, соответственно, не выступал в качестве защитника родовых земель башкирских племен тамьян, катай, бурзян или юрматы — полем битвы для него был Дешт-и-Кипчак. Тем не менее игнорировать легенду о кипчакском батыре было бы весьма опрометчиво, потому как на основании ее текста не составляет особого труда в очередной раз проследить за поэтапным подчинением башкир монголам. Более того, Сказителем, выступающим от имени всех башкир, весьма лаконично, лишь в нескольких фразах, раскрыта и динамика, и перманентность событий, случившихся на Южном Урале в середине 1230-х годов. Итак, фраза первая: «Кыпсаков было много, и они оказались более стойкими (в сопротивлении врагам. — В.3.)». Очевидно, что в данном случае отображен момент первоначального сопротивления башкир, когда «нагрянула с востока страшная черная рать» [6, с. 168]. Фраза вторая: «вражеский хан решил их подкупить, перетянуть на свою сторону». В данном случае ясно, что монголы с ходу, изгоном, малым числом не смогли добиться успеха, а потому послали к башкирам переговорщика, и случилось это вначале лета 1236 года. Фраза третья: «Стал он (вражеский хан. — В.З.) одаривать кыпсакских воинов подарками». Вот вам и яркий образчик имперской политики «увещевания». В числе тех, кто был особо отмечен «подарками», оказались башкирские бии, согласившиеся изъявить покорность, и среди них бий Муйтэн. Фраза четвертая: «И тогда, сказывают, часть кыпсаков ушла вместе с (ханским. — В.З.) войском». По этому поводу особо добавить нечего, так как выше уже говорилось об участии усерген в походе на запад. Однако высшей точкой повествования о Бачмане, конечно же, являются слова, сказанные им в ответ на предложение хана сдаться военачальникам монгольского войска. «Верблюд не сгибает колен, сокол не умирает, склоняя голову», — ответил гордый султан и был казнен…

Эта фраза, произнесенная Бачманом, несет в себе поразительное сходство сюжета башкирского предания с китайскими источниками «Юань ши» и «Историей первых четырех ханов из дома Чингисова». Более того, это не первый случай, когда башкирское предание перекликается с информацией, изложенной в одном из самых авторитетных источников по монгольским завоеваниям, каким, вне сомнения, является «Юань ши». Вспомним схожесть сообщений «Юань ши» и родословия племени мин, в котором прослеживается удивительная идентичность в описании гибели последнего китайского императора из чжурчжэньской династии Цзинь. Каким образом данные китайской хроники, переведенной на русский язык и изданной относительно создания шежере и исторического эпоса совсем недавно, перекочевали в сюжеты башкирских родословий и легенд, непонятно, и, по-видимому, требует более глубокого исследования. Можно лишь предполагать, что сородичи Бачмана, вероятные свидетели его гибели, остались в живых и впоследствии бежали на Южный Урал. Не исключено, что род бушман, входящий в состав кипчакской группы племен Башкирии и появившийся на ее территории в XIII веке [28, с. 179], происхождением своим напрямую связан с именем Бачмана [103] .

103

Это не единственный пример, когда самоназвание рода могло возникнуть от личного имени его вероятного основателя. Так, в шежере рода казанчи, относящегося к нижне-бельским и северным башкирским племенам, упоминается некий Казанчи-бий [28, с. 339, 365], которого, в свою очередь, можно отождествить с видным золотоордынским военачальником Казанчи-бахадуром. Последний после поражения ордынского войска на Тереке в 1395 году… исчез, так как в числе убитых не упомянут. Куда, интересно, он мог бежать, тем более имея в Кок-Орде обширные связи?

Касаясь проблемы башкиро-монгольского противостояния, острая фаза которого завершилась летом — осенью 1236 года, невозможно не задеть тему покорения завоевателями Волжской Булгарии, тем более что часть северо-западных башкир,

находившихся с булгарами в союзнических (но отнюдь не вассальных) отношениях, еще не ощутила на себе всю мощь монгольского натиска, и натиска этого долго ждать не пришлось. Осенью 1236 года началось массовое вторжение монголов на правобережье Итиля и в пределы Волжской Булгарии. Задачей войск южного крыла, находившихся под началом Гуюка и Мункэ, было проникновение в глубь половецких степей — в сторону Дона, Прикаспия и областей Северного Кавказа. Но следует сразу же оговориться: царевичи, переправляясь через Итиль, посматривали на север, дожидаясь сообщений о разгроме булгар. И лишь получив его, зимой 1237 года устремились к намеченным целям [104] .

104

Нельзя исключать, что Гуюк и Мункэ могли участвовать в войне против булгар. Рашид ад-Дин, упоминая об этом [41, с. 37], возможно, имел в виду их атаки на булгарские форпосты на Итиле.

Необходимо подчеркнуть, что в отношении булгар монгольская дипломатия поработала так же активно, как и в отношении башкир, и отчасти добилась положительных результатов, недаром Юлиан по этому поводу сообщал: «Там (в Булгаре. — В.3.) было два князя: один князь со всем народом и семьей покорился владыке татар, но другой с немногими людьми направился в весьма укрепленные места, чтобы защищаться, если хватит сил» [38, с. 99]. Рашид ад-Дин, в свою очередь, даже назвал поименно булгарских владетелей, преклонивших колена перед Чингисидами: «Пришли тамошние вожди Баян и Джику, изъявили царевичам покорность, были [щедро] одарены и вернулись обратно…» [41, с. 38]. И вновь перед нами классическая, прямолинейная, но эффективная схема воздействия монголов на оппонента. Как и в случае с башкирами, они действовали по принципу: вы нас признаете в качестве властителей — мы вас одариваем… с той разве разницей, что через пару-тройку лет (1238–1239 годы) Баян и Джику «опять возмутились», а Субэдэю пришлось их усмирять. Но в 1236 году подавляющее большинство булгарской знати — воинственно настроенное и опиравшееся на мощное во всех отношениях войско — намеревалось монголам противостоять. Тем не менее как и в Башкирии, крупного полевого сражения между сторонами не произошло, а битва, описанная Рашид ад-Дином и расположенная в его сочинении в контексте монгольских завоеваний в Волго-Камье, представляет собой не что иное, как описание сражения при Шайо, случившегося весной 1242 года. Очевидно, что «башгурды», о которых там идет речь, и «булгары», представлявшие собой, по словам персидского летописца, «многочисленный народ христианского исповедания» [41, с. 37], никак не являются башкирами и булгарами в буквальном смысле слова — под ними Рашид ад-Дин в данном случае подразумевает, ничем не поясняя своих мотивов на этот счет, венгров и поляков.

Вторжение монголов в Волжскую Булгарию носило, впрочем, как все их подобные акции, главной целью которых было обеспечение безопасности северного фланга «кипчакского фронта» (ведь именно Дешт-и-Кипчак был основной целью завоевателей), молниеносный характер. Сосредоточив большую часть своих войск на булгарском направлении, монголы, создав подавляющее численное превосходство над противником, который к тому же «затворился во градах», надеясь в осадных боях пересидеть нашествие, всей невидимой доселе для восточноевропейцев силой обрушился на Волго-Камье. «Царевичи, — пишет Джувейни, — для устройства своих войск и ратей отправились каждый в свое становище и местопребывание, а весной выступили из своих местопребываний и поспешили опередить друг друга. В пределах Булгара царевичи соединились: от множества войск земля стонала и гудела, а от многочисленности и шума полчищ столбенели дикие звери и хищные животные. Сначала они [царевичи] силою и штурмом взяли город Булгар, который известен был в мире недоступностью местности и большою населенностью. Для примера подобным им, жителей его [частью] убили [частью], пленили» [17, с. 258–259]. О трагических событиях, происходивших в тот год в Прикамье, повествует Лаврентьевская летопись: «В лето 6744 (1236 г.)… тое же осени приидоша от восточные страны в Болгарьскую землю безбожнии татары и взяша славный великий город Болгарьский, и избиша оружьем от старца и до унаго и до сущаго младенца, и взяша товаров множество, а город пожогша огнем, и всю землю их плениша» [32, с. 42] [105] . В свою очередь, Юлиан, непосредственный свидетель событий, находившийся в это время на Руси, описывая завоевание Башкирии — «Великой Венгрии» монголами, свое сообщение о падении Волжской Булгарии не обособил от военных действий, которые те осуществляли в течение 1236–1237 годов в нижнем и среднем течении Итиля, в том числе на его правобережье. По словам Юлиана, «завладев ими (башкирами. — В.3.) и обратившись к западу, [татары] в течение одного года или немного большего [срока] завладели пятью величайшими языческими царствами: Сасцией, Фулгарией, взяли также 60 весьма укрепленных замков, столь людных, что из одного могло выйти пятьдесят тысяч вооруженных воинов. Кроме того, они напали на Ведин, Меровию, Пойдовию, царство морданов» [1, с. 264] [106] .

105

Археологические находки в определенной мере подтверждают и дополняют эту картину. Билярское городище (исторический Биляр) было полностью разрушено, и жизнь в нем прекращена. В верхнем слое его были найдены следы пожара и разрушения, братские могилы и отдельные человеческие кости, а новый золотоордынский город возник в нескольких километрах к северу, После того как пал самый укрепленный и сильный город Булгарии, отряды монголов начали захватывать остальные населенные пункты [23, с. 180].

106

Сасция — земли саксинов, как на лево-, так и на правобережье Итиля, Фулгария — Волжская Булгарин, царство морданов — «царство» мордвы.

Отсутствие в официальных источниках сведений о сопротивлении северо-западных башкирских племен — юрми, байлар, буляр и других, населявших земли по Ику и Мензеле [28, с. 318–329], которые, согласно преданию «Биксура», еще в 1232–1233 годах оказали булгарам помощь в отражении крупного рейда монголов, не означает, что их не коснулось очередное вражеское нашествие, волны которого после уничтожения главнейших городов Волжской Булгарии докатились и до района среднего течения Камы. Возвращаясь к легендарному повествованию о батыре Биксуре (а в этом случае нельзя в очередной раз не отметить поразительного соответствия эпического материала материалу исторических источников хотя бы в той его части, где сообщается об интервале между случившимися вторжениями монголов), следует подчеркнуть, что определенная часть знати племени байлар, к которой относился герой предания, попыталась оказать сопротивление завоевателям. «Года через три, — вещует Сказитель, — Батый-хан снова направил большое войско в страну булгар [107] . Биксура со своими егетами снова поднялся на борьбу. В одном из сражений его тяжело ранило. Со своим другом Ахметом он скрылся в лесах горы Тикей. Спустя какое-то время силы покинули Биксуру, и он скончался. Это было в том месте, где сейчас находится кладбище деревни Ново-Ахметово. Ахмет похоронил друга, а сам на том месте обосновался. Когда вражеские войска ушли, Ахмет взял под свой кров оставшихся сородичей Карагай-атая (отца Биксуры. — В.3.) и построил новый аул» [6, с. 166–167].

107

Если предыдущее вторжение, о котором в предании повествуется выше, случилось в 1232–1233 годах, то, очевидно, на этот раз речь идет о нашествии 1235–1236 годов, что полностью соответствует китайским, персидским, венгерским и русским источникам.

Действительно, Биксуре и его соплеменникам вновь пришлось отражать вражеское нашествие. Не исключено, что в составе облавных кошунов находились и башкирские чамбулы, подчиненные, возможно, тому же Муйтэн-бию [108] . Не стоит гадать, было ли так на самом деле или нет, но в перехлесте событий того сурового и трагичного для башкир 1236 года два эпических героя — Муйтэн-бий и Биксура — гипотетически вполне могли встретиться на поле боя, скрестив мечи в яростной схватке… причем чисто из практических целей монголы использовали своих вассалов усерген против пока что еще не покоренных байлар. Завоевателям, добравшимся до глухих таежных урочищ Чулманидели, были необходимы проводники и переговорщики из числа башкир, уже признавших власть великого каана, и поэтому нельзя исключать их участия в увещевании проживавших там племен юрми и байлар. Монголы, ворвавшись на любую территорию, подлежавшую подчинению и на которой они активнейшим образом проводили политику террора и насилия, в то же время не упускали возможности договориться с отдельными областями или городами о добровольном изъявлении покорности. Надо сказать, если покорность действительно проявлялась, то население хотя и бывало начисто ограблено, а частью рекрутировано на службу в хошар, избегало, по крайней мере, самого ужасного — поголовного уничтожения. Известен (один из многих) хрестоматийный случай, когда сдавшиеся на милость победителя города Гарч и Гур в северо-западном Афганистане не были тронуты проходившими мимо них в 1220 году туменами Субэдэя и Джэбэ [41, с. 220]. На Руси в 1238 году подобным образом уцелел Углич, правда, по какой-то причине этот факт обычно замалчивается.

108

По поводу участия башкир (усергенов, бурзян) в 1236 году в войне булгар с монголами на стороне последних, а значит, и в войне с западными башкирами (байлар, юрми) вполне уместно привести высказывание И. В. Антонова: «Башкиры, принявшие предложение о союзе, присоединились к войску Бату-хана и вместе с ним двинулись против своих вчерашних союзников… булгар, которые были разгромлены. Но помочь им башкиры теперь уже все равно не могли, ибо судьба их была предрешена. Башкиры никого не предавали, они просто поменяли своих сюзеренов, что было обычным явлением в эпоху феодализма [1, с. 175]».