И нагрянула черная рать... Монгольское завоевание Южного Урала. 1205–1245

Злыгостев Валерий Анатольевич

Не вследствие ли переговоров, в ходе которых из двух зол приходилось выбирать меньшее, северо-западные башкиры, как и башкиры южные, тогда же, в 1236 году, признали над собою суверенитет монголов? Судя по всему, так оно и было. Свидетельством тому, с одной стороны, является умолчание в эпических произведениях северо-западных башкир, кроме предания «Биксура», о монгольском нашествии, с другой — о событиях в Волго-Камье пишет Рашид ад-Дин, причем в этом случае, так как указано точное время похода, упоминаемые в летописи «булары» и «башгирды» соответствуют не полякам и венграм, а народам, населявшим Волго-Камский и Южно-Уральский регионы — булгарам и башкирам. «Царевичи, — читаем мы в его летописи, — которые были назначены на завоевание Кипчакской степи… все сообща… двинулись весною бичинил, года обезьяны, который приходится на месяц джумад 633 г. х. [11 февраля — 11 марта 1236 г. н. э.]; лето они провели в пути, а осенью в пределах Булгара соединились с родом Джучи: Вату, Ордой, Шейбаном и Тангутом, которые также были назначены в те края. Оттуда Вату с Шейбаном, Буралдаем и с войском выступил в поход против буларов и башгирдов и в короткое время, без больших усилий, захватил их» [41, с. 37]. Однако, как уже подчеркивалось выше, никаких «эликсиров жизни» завоеватели покоренным народам не

несли. И если некоторых башкирских старшин ждала такая же судьба, как сотоварища Биксуры Ахмета, который после острой фазы противостояния все-таки остался в родных местах и основал новый аул, а следовательно, хотя и об этом предание умалчивает, попал в среду действия ханских баскаков, то другие представители башкирских племен, и необязательно старшины, были вынуждены искать убежище на западе, достигнув пределов Северо-Восточной Руси.

Здесь необходимо вновь обратиться к записям Юлиана и его письму «…о монгольской войне», адресованному епископу Перуджи. Письмо это датировано 1238 годом и отображает события 1236–1237 годов в момент, когда угроза монгольского вторжения нависла над русскими княжествами. «Ныне же, — писал брат Юлиан, — находясь на границах Руси, мы близко узнали действительную правду о том, что все войско, идущее в страны запада, разделено на четыре части. Одна часть у реки Этилъ на границах Руси с восточного края подступила к Суздалю. Другая же часть в южном направлении уже нападала на границы Рязани, другого русского княжества. Третья часть остановилась против реки Дона, близ замка Воронеж, также княжества русских. Они, как передавали нам словесно сами русские, венгры и булгары, бежавшие перед ними, ждут того, чтобы земля, реки и болота с наступлением ближайшей зимы замерзли, после чего всему множеству татар легко будет разграбить всю Русь, всю страну русских. <…> Не умолчу и о следующем. Пока я вновь находился при римском дворе, [на пути] в Великую Венгрию меня опередили четверо братьев моих. Когда они проходили через землю суздальскую, им на границах этого царства встретились некие бежавшие пред лицом татар венгры-язычники, которые охотно приняли бы веру католическую, лишь бы добраться до христианской Венгрии. Услышав об этом… князь суздальский вознегодовал и, отозвав вышеуказанных братьев, запретил им проповедовать римский закон помянутым венграм, а вследствие того изгнал вышесказанных братьев из своей земли, однако без неприятностей. <…> Мы же с товарищами, видя, что страна занята татарами… и успеха делу не предвидится, возвратились в Венгрию…» [1, с. 265].

Если попытаться проанализировать весь поток информации, содержащейся в этом фрагменте письма, не сомневаюсь, получится отдельное исследование, высвечивающее многие грани военно-политической ситуации, складывавшейся накануне монгольского вторжения в пределы Северо-Восточной Руси. Для нас же на общем фоне глобального противостояния сторон важен факт появления на землях Великого княжества Владимирского венгров-язычников — башкир, а так как другие источники об их пребывании там умалчивают, следует констатировать, что это были первые представители Южно-Уральского региона, побывавшие на Руси официально, ибо о их появлении был уведомлен «суздальский князь» [109] . В данном случае мы вновь сталкиваемся с одним из многочисленных парадоксов того времени, вызванных монгольским переустройством «вселенной». Получалось, что башкиры одновременно находились по разные стороны фронта: одни из них, гонимые завоевателями, искали убежища вдали от родной земли, другие в рядах войска все тех же завоевателей, хотя и не по своей воле, участвовали в походе на запад.

109

«Суздальский князь» — великий князь Владимирский Юрий Всеволодович.

1236 год следует считать переломным в истории башкирского народа. Отныне, когда отдельная стадия в эпохе монгольской экспансии завершилась завоеванием восточного Дешт-и-Кипчака, Южного Урала и Волжской Булгарии, народы этой части Евразии оказались вовлечены в сферу военно-политической и экономической гегемонии единого государства, каковым вначале были Монгольская империя, а несколько позже Улус Джучи.

3.7. Конец и вновь начало [110]

110

Гумилев Л. Н. От Руси до России. М.: Айрис-пресс, 2004. С. 130.

Иоанн де Плано Карпини, совершивший в 1240-х годах «по поручению апостольского престола» путешествие в Центральную Азию ко двору великого каана, оставил в своей «Истории…» отдельный параграф, в котором перечисляются более полусотни стран и народов, завоеванных к этому моменту монголами, и среди них упоминаются и башкиры (баскарт), что в очередной раз подтверждает статусность произведенного завоевания [111] . Однако процесс окончательного вхождения башкирских племен в состав Монгольской империи 1236 годом не окончился. На протяжении еще нескольких лет, а может, и десятилетий Южный Урал оставался «горячей точкой» на карте Улуса Джучи, а башкиры, не забыв былые вольности, пытались с оружием в руках противостоять центральной власти. Подобные процессы не были редкостью на завоеванных монголами пространствах: те же киргизы или хори-туматы (народы, близкие башкирам по менталитету и образу жизни) спустя долгие годы после, казалось бы, «окончательного» подчинения восставали, вынуждая правящую имперскую верхушку проводить против «выпрыгнувших из узды» улусников крупномасштабные армейские операции. Не был исключением в череде подобных ситуаций и Южный Урал, и в этом случае нам вновь придется обратиться к историческому эпосу башкир.

111

«Полный список стран и народов, которые они одолели, суть следующие: Китаи, Найманы, Соланги, Кара-Китаи, или Черные Китаи, Комана, Тумат, Войрат, Караниты, Гуйюр (Huyur), Су-Монгал, Меркиты, Мекриты, Саригуйюр, Баскарт, то есть Великая Венгрия, Кертис, Касмир, Сарацины, Бисермины, Туркоманы, Билеры,

то есть Великая Булгария, Корола, Комуки, Буритабет, Паросситы, Кассы, Якобиты, Аланы, или Ассы, Обезы, или Георгианы, Несториане, Армены, Кангиты, Команы, Брутахи, которые суть Иудеи, Мордвы, Турки, Хозары, Самогеды, Персы (Perses), Тарки, Малая Индия, или Эфиопия, Чиркасы, Руфены, Балдах. Сарты; есть и еще много земель, но имен их мы не знаем» [24, с. 286].

В предании «Акман-Токман» повествуется о событиях, произошедших в Башкирии через несколько лет после свершившегося ее подчинения. О том, что племя катай к этому времени находилось в зависимом состоянии, свидетельствует Сказитель, сообщая следующее: «Земля и воды были распределены (монголами. — В.З.) между родами. Каждому роду предназначалась своя тамга, оран (клич), дерево, птица. Наш китайский род получил тамгу — багау, клич — Салават, дерево — сосну. После получения земель и тамги башкиры должны были платить хану ясак. Сначала это показалось не особенно обременительным. Пушнина поставлялась хану вовремя. Но однажды от хана пришел новый указ. Молодые мужчины и парни со своим конем, снаряжением призывались в ханское войско. Стали угонять косяками коней, скот» [6, с. 168]. Очевидно, в данном случае перед нами предстает вполне обычная для золотоордынского общества картина, которую можно было наблюдать не только на Южном Урале, но и собственно в Деште — неважно, в дремучем степном захолустье в каком-нибудь бедном улусе или, напротив, в улусе богатом, где ханские баскаки, как и их коллеги в Персии или Китае, были заняты одним и тем же делом — пополнением казны своего повелителя и мобилизацией в его войско новых рекрутов. По мнению И. В. Антонова, «воинскую повинность башкир (в том числе и катайцев. — В.3.) нельзя считать чем-то неожиданным, так как она была предусмотрена соглашением (условиями договора и тарханной грамоты. — В.3.), заключенным между Бату и Муйтэн-бием. Очевидно, эта повинность не была регулярной. Башкирские воины требовались золотоордынскому хану для проведения каких-либо крупных военных мероприятий. После возвращения из похода на Запад они были отпущены домой, а потом долго не призывались, так что об этой повинности, наверное, успели забыть. Теперь же башкирские воины потребовались хану вновь» [1, с. 193]. Подобные действия центральных властей привели к восстанию и даже, возможно, первому из восстаний, которыми в грядущие века будет наполнена история Башкортостана и о котором, что чрезвычайно важно, сообщает Сказитель, а потому следует привести предание полностью.

«Невмоготу стало башкирам, и они стали подниматься против хана. Среди них был храбрый егет Сураман. Он собрал довольно большое войско и уничтожил ханских нукеров, собиравших ясак. Некоторым удалось сбежать. Хан послал против Сурамана войско, но тот еще долго продолжал воевать. Вместе с ним сражалась и его жена. Со временем люди стали приноравливаться к сложившимся обстоятельствам. Укрывшись в лесах и на горах, повстанцы стали подстерегать ханских сборщиков ясака, неожиданно нападали на них. Завязывалась схватка. Скот заранее угонялся в глубь лесов и гор. Так проходило лето. В бездорожные зимы, когда леса и горы покрывались снегом, ханские отряды не могли пробраться в глухие места. Зимой было спокойнее. С наступлением лета снова начинались бои.

Долго продолжалась борьба против хана. Она то стихала, то снова усиливалась. Стал стареть предводитель повстанцев Сураман, который включился в борьбу еще совсем молодым егетом. В одном из жестоких боев он погиб, после чего борьбу возглавила его жена. Однажды в бою ее сильно ранило. Перед смертью она призвала к себе своих сыновей (их было двое: старший — Акман, младший — Токман) и сказала им так: «Дети мои, настал мой час, я ухожу вслед за вашим отцом. Когда он погиб, вы были еще маленькими. Умирая, отец ваш сказал: "Чем жить на коленях, лучше умереть стоя". Сыновья мои, вы теперь выросли, стали егетами, не забудьте завет отца».

 

 Костюков Владимир Петрович (12.12.1949—15.12.2009). Жил и работал в г. Челябинске. Кандидат исторических наук. Признанный специалист по истории Улуса Джучи, в особенности его «заяцких» территорий (Кок-Орды), и, в частности, Улуса Шибана. Автор более 40 научных статей и монографий. С 1985 г. В. П. Костюков как археолог и исследователь становления и развития чингисидских государств вел активную работу по выявлению новых памятников археологии. Исследовал серию (более ста) погребальных и ритуальных объектов средневековых кочевников в южных районах Челябинской обл. (практически на Южном Урале и в Зауралье). С 1992 г. являлся руководителем творческого коллектива «Археология».

В ходе научных изысканий В. П. Костюков обосновал территориальные рамки Улуса Шибана и доказал, что зауральская часть совр. Башкирии и кочевники, ее населявшие, в этническом отношении были тесно связаны с Южной Сибирью и Алтаем.

«Приоткрытая и дарованная нам неизвестная и легендарная история кочевой империи урало-казахских степей навечно будет связана с именем Владимира Петровича Костюкова», — говорят соратники и друзья археолога.

https://chelyabinsk.ru/text/newsline/252541.html

Акман и Токман продолжили борьбу, которой не было видно конца. Однажды, взяв с собой сотню самых надежных воинов, они ушли на зимовку в глубь Уральских гор. Но среди них оказался предатель. Как-то раз ночью он сбежал и указал ханским приспешникам место зимовки Акмана и Токмана, получив за это вознаграждение. Хан послал туда войско. Батыров прижали к горам. С трудом, путая следы, им удалось скрыться и выйти в Зауралье. Но там их поджидали враги [112] . Это было ранней весной, когда снег то таял, то замерзал. Начались сильные бураны. У беглецов кончились продукты, негде было им укрыться и передохнуть: голая степь, невыносимый буран. Акман, Токман и их боевые спутники, голодные и измученные, замерзли. Лишь некоторым удалось добраться до ближайшей деревни. Но там тоже находились ханские войска. До последнего дрались егеты и погибли до последнего. Среди них были две храбрые девушки. Их тоже схватили и жестоко замучили чужеземные захватчики» [6, с. 168–169].

112

Очередное подтверждение того, что и на азиатской стороне Уральских гор власть ханов Улуса Джучи была безграничной.