И никого не стало…
Шрифт:
– И поставил на самом видном месте, – крякнул полковник и тоже схватился за горло, видимо, представил, что «счастливым» утолителем жажды оказался он.
Никиту передернуло. Он с ужасом глядел на умирающую женщину. А та цеплялась за жизнь, брыкалась, мотала головой. Он не мог ей помочь, даже если бы захотел. Отхлебнула Екатерина Семеновна действительно от души, не успев почувствовать запах. Сразу почувствовалось резкое жжение и боль во рту и по всему проходу от пищевода до желудка. Получился химический ожог всех слизистых желудочно-кишечного тракта, проникновение кислоты в кровеносную систему с разрушительными последствиями.
Она умерла, когда закрылся пищевод и полностью отказала печень. Прошло не больше минуты. Вновь завыла Валентина Максимовна. Люди опасливо приблизились, уставились на скрученное судорогой тело.
– Может, она… сама? – неуверенно предположил адвокат. – Ведь плакала, кричала тут, накручивала саму себя…
– Ага, и заранее припасла бутылку, перелив в нее уксус, – мрачно сказал Волостной. – Знала, что будет тут кричать, плакать, накручивать себя. Я так понимаю, господа, на месте Екатерины Семеновны мог оказаться любой из нас. Бутылка стояла на виду, рядом с остатками закуски. Эх, снять бы с нее отпечатки пальцев…
– Как? – проворчал полковник.
– Вот именно. Мы все тут шатались, друг на друга не смотрели, отлучались в туалет. А некто заранее подготовил орудие убийства, скажем, утром или даже с вечера, а сейчас лишь выставил на всеобщее обозрение… Где стоял уксус? – следователь вперился цепким взором в Никиту.
– В шкафу, – кивнул Никита на подвесной буфет. – Рядом с сахаром и пряностями. Мы им даже не пользовались никогда.
Внимательно изучив его растерянную физиономию, покосившись на расстроенную Ксюшу, Волостной удрученно покачал головой и шагнул к буфету. Извлек бутылочку, в которой оставалось меньше половины, открыл, понюхал, поморщился, затем добрался до раковины и вылил содержимое – от дальнейших грехов подальше.
– Я просто восхищен кем-то из вас, господа…
– Мы все умрем? – неуверенно осведомилась Валентина Максимовна.
– Вы – возможно, а лично я не собираюсь.
– Да не делали мы этого! – воскликнул прокурор.
– За вас – не знаю, но я точно этого не делал, – пробормотал обретший дар речи адвокат.
– Это они! – выстрелила пальцем в Никиту уверенно сходящая с ума судья Лужина. – Это наверняка они, что бы вы тут ни говорили! Почему мы терпим то, что они шатаются по дому?!
– Так это ВЫ терпите! – рассвирепела Ксюша. – Да кто вас сюда звал?! Вы вторглись в этот дом, явились неизвестно откуда, теперь убиваете друг друга, а мы, выходит, во всем виноваты?! Да пошли вы все на хрен! – заверещала она, сжимая кулачки. Никита с удивлением отметил, что истерика подруги была не наигранной.
– Успокойтесь! – рявкнул Волостной, вскидывая руку. Дождался полной тишины. – В чем мы можем быть уверены, господа, так это в том, что эти двое, называющие себя Тимофеем и Евдокией, в последние два часа в гостиную не входили. Здесь были только мы. И что-то не припомню, чтобы утром на столе стояла бутылочка с водой. На нее бы точно кто-нибудь покусился – но нет. Вывод, господа?
– Вот черт… – пробормотал полковник, хватаясь за сигарету.
– Вспоминайте, – теребил присутствующих Волостной, – может, кто-то обратил внимание? Действие, кажущееся рядовым, в конкретной ситуации становится общественно
– Ну, не помню я! – всплеснул руками адвокат. – Не смотрел. Кабы знать… Утром хватал что-то со стола, допил коньяк. А воду пил из «Карачинской» полторашки – после меня еще прокурор допивал.
– Пискунов, ты возился возле стола! – взвизгнула Валентина Максимовна. – Признавайся, убивец!
– Ага, это я вас всех убиваю! – заорал, багровея, чиновник. – Головой бы хоть думала, тупая стерва!
– Отличный аргумент, – загоготал полковник и примолк, уткнувшись глазами в коченеющий труп.
– С вами разговаривать, то же самое, что с автоответчиком, – сокрушенно вздохнул Волостной. – Грустно смотреть, господа, как вы дружными рядами шагаете в могилу. Ладно, черт с вами, – он раздосадованно махнул рукой. – Екатерину Семеновну нужно вынести на крыльцо – в естественный, так сказать, холодильник. И убрать бы здесь… – он брезгливо уставился на пятна рвоты.
С этими словами Ксюша как-то ненавязчиво стала смещаться к выходу из гостиной. Никита поставил на журнальный столик бутылочку со смертельной жидкостью и тоже начал отступать. Бутылкой вооружился прокурор, понюхал, перекривился.
– А эту штуку куда?
– А это вам на утро, Иннокентий Адамович, – бросил полковник.
Они стояли посреди холла и тихо переговаривались, не чувствуя царящего здесь холода.
– Знаешь, милая, меня преследует ощущение, что кто-то из присутствующих нас узнал. Не знаю, чем вызвано ощущение, но уверенность растет. Это тот паршивец, что осуществляет злодеяния. Как бы ни меняли мы свою внешность, он нас узнал, но предпочел никому не сообщать.
– Мы в опасности? – напряглась Ксюша. – Не забывай, Никита, что мы в любую минуту можем уйти. В тайнике пистолет, не станут же они бросаться на оружие с голыми руками. Или вызвать полицию, МЧС – во всяком случае, мы остановим убийства…
– Но мы себя реально подставим. Я еще не сориентировался, угрожает ли нам опасность. С одной стороны, убийце выгодно прикончить всех, выжить самому, а потом сдать нас органам – дескать, мы и есть убийцы. Если вскроется, что мы организовали похищение, то на нас повесят и убийства. С другой стороны, если выживем мы и он, то все его труды насмарку, мы сдадим его во время допроса, найдется ушлый мент, который захочет проверить наши слова. Поэтому, как бы ни был у него велик соблазн подставить нас под свое творчество, он должен пытаться нас прикончить. Единственное, о чем он не знает, – это об Андрюхе с Павликом на вездеходах. Кабы знал, не стал бы зверствовать, смирился… Теперь я точно вижу, дорогая, что убийства не спланированы. Они задуманы спонтанно одним из присутствующих. Чувствуется рука дилетанта. Он изобретателен, использует все, что находит под рукой. Пока ему везет.
– Но я не понимаю, что он намерен делать, когда останется один? Допустим, он и нас прикончит…
– Куда уж проще. Мы убили десятерых, а он такой находчивый, что с нами справился. Все отвратительно, дорогая, камеры не работают, мы не сможем потом ничего смонтировать. Есть соблазн отправить это дело на самотек, заботиться лишь о собственной безопасности. Не знаю, как тебе, а мне этих людей не жалко. Но напрягает, что кто-то взял на себя функцию палача и начинает наводить свои порядки, это не только напрягает и пугает, но и бесит…