И никого не стало…
Шрифт:
– Уязвлено твое профессиональное самолюбие, – усмехнулась Ксюша.
– Называй как хочешь, спорить не буду. С этого часа нам нужно осторожно ходить по дому. Выверять каждый шаг, следить, чтобы ничто на нас не упало, смотреть внимательно под ноги, чтобы никуда не провалились. По возможности не разлучаться. А если неопознанный товарищ начнет форсировать события, возьмет, например, нож и пойдет тупо резать оставшихся… Вот дьявол… – Никита поморщился. – Знаешь, до меня только сейчас дошло, какую чудовищную ошибку мы совершили. Вернее, я совершил…
– Что такое? – заволновалась Ксюша.
– Когда
– Мудро, – пробормотала Ксюша.
– Да, я это сделал, каюсь. Голова была занята другим. А сейчас вспоминаю, и просто мороз по коже… Они очнулись, посидели в гостиной, потом повалили на улицу. Первый отомкнул задвижку, и они посыпались на крыльцо. Вероятно, в тот момент у подавляющего большинства ничто не стукнуло в голове. Но кто-то мог сделать зарубку в памяти. Если после отъезда похитителей дом стоит, запертый изнутри, значит, кто-то из находящихся в доме причастен к их появлению здесь…
– А если вспомнить решетки на окнах первого этажа – то есть невозможность уйти иным путем… – усмехнулась Ксюша. – Не вини себя, Никита, ошибки – наши верные спутники. Давай подумаем, кто из оставшихся такой прыткий? Мужчина или женщина? Это тот, на кого думаешь в первую очередь, – полковник или следователь? Или тот, кого подозреваешь меньше всего, – Пискунов, судья Лужина?
– Гадать не стоит, – загадочно усмехнулся Никита. – Самое занятное, дорогая, что я догадываюсь, кто это может быть, во всяком случае, все на данного персонажа указывает, но требуется подтверждение информации. Мы должны извернуться, чтобы он сам во всем признался, а иначе нам припишут массовое убийство…
– Ты знаешь? – изумилась Ксюша, делая огромные глаза. – А ну, колись немедленно!
Но пришлось прервать беседу. Распахнулась дверь, и чиновник Пискунов на пару с адвокатом Чичериным выволокли в холл очередной труп. Адвокат держал Екатерину Семеновну за руки, а чиновник за ноги, кряхтел и обливался потом. Голова покойницы безжизненно болталась, поблескивали мертвые глаза. Худосочные ягодицы шоркали по полу. Мужчины стали переругиваться после того, как чиновник споткнулся, а адвокат расцеловался с мертвой. Они поволокли свою нелегкую ношу к выходу – даже не покосившись на Никиту с Ксюшей. Из гостиной выходили остальные, люди были бледные, как привидения. Обессиленная Валентина Максимовна висела на плече у прокурора. Иннокентий Адамович еще не дошел до того состояния, чтобы послать ее к чертовой матери, но, похоже, дозревал. Ольга Дмитриевна стояла прямая, как штык, с остро очерченными скулами, с миной библейской праведницы на потемневшем лице. Полковник стал какой-то погрузневший, ссутулившийся, уже не тот, что раньше. Почернел и как-то высох Волостной, глаза запали в черепную коробку, но пока еще видели. Он угрюмо уставился на застывших посреди холла людей, поколебался и побрел к ним.
– Шепчемся? – он исподлобья разглядывал Никиту с Ксюшей.
– А вы считаете, нам не о чем пошептаться? – обозлился Никита. – Послушайте, неужели ни у кого из вас нет телефонов, чтобы позвонить и прекратить наконец эти безобразия? Здесь места глухие, но они покрываются вышками
– Мы обязательно позвоним, – уверил Волостной. Он смотрел на них таким испепеляющим взглядом, что Никита начал беспокоиться. Но вместо того, чтобы спросить о чем-то в лоб, как-то стушевался, расслабился и выдал: – Шагом марш наверх! И чтобы больше мы вас тут не видели! Нечего путаться под ногами!
– Вы снова собираетесь нас запереть? – ахнула Ксюша.
– А я не похож на человека, который может вас запереть? – оскалился Волостной и грубо толкнул Никиту: – А ну, пошел! И ты, красавица, за своим муженьком…
Когда Волостной, размахивая ключом, вернулся в холл, то увидел там галдящих и обеспокоенных людей. В воздухе витало напряжение. Бормотал, дергаясь, как марионетка, Пискунов, тыкал пухлым пальчиком в потолок, захлебывался от волнения. Остальные недоверчиво его слушали.
– Я что-то пропустил? – спросил Волостной.
– Этому чучелу померещилось, что он кого-то увидел в чердачном окне, когда они с адвокатом выносили Екатерину Семеновну под крыльцо, – недоверчиво объяснил полковник. – Мол, голову задрал и что-то увидел…
– Что вы увидели, Иван Петрович? – насторожился Волостной. – Бога, что ли?
– Не знаю… – стучал зубами еще не согревшийся чиновник. – Но, ей-богу, я что-то видел… Там большое окно, и в нем мелькнуло что-то…
– Генрих Павлович, а вы это видели?
– Да ни хрена я не видел, – отмахнулся адвокат. Он выглядел каким-то подавленным, понурым, уставшим. – Не задирал я никуда голову. Пристроили госпожу Каледину в теплую компанию, а этот давай меня за руку дергать, мол, посмотри, посмотри, там что-то мелькнуло. Сколько ни смотрел, ни хрена не увидел.
– Да истинный крест, мелькнуло! – горячился чиновник. – Словно отпрыгнул там кто-то от окна и блеснуло что-то…
– Мелькнуло, блеснуло, отпрыгнуло… – скептически бормотал прокурор Головач. – А может, это у вас в голове что-то отпрыгнуло, Иван Петрович? Ведь немудрено, такие встряски – это хуже перепоя…
– Да вы не понимаете, – настаивал чиновник, – если там кто-то прячется, значит, он и есть убийца, значит, никто из нас не виноват! Вы должны проверить, господа, ведь вы же силовики или кто вы, черт побери? Вы ни разу не поднимались на чердак, верно?
– Ишь, как разгулялся наш Иван Петрович, – озадаченно проговорил адвокат. – Кстати, господа, а вы туда поднимались?
– Кстати, нет, – вспомнил Волостной. – Чердак здоровый, в два яруса, там было темно и холодно.
– Так пойдемте же! – воспылал прокурор. – Проверим, чем черт не шутит! Доколе мы будем это терпеть?
– Вы правы, Иннокентий Адамович, – усмехнулся Волостной. – Давно пора дать этим действиям уголовно-правовую оценку. Со всей принципиальностью и строгостью.
– Вперед! – развернул плечи полковник, и в потухших глазах заиграл живительный блеск. – Пора кончать эту групповуху!
– А вот вы хорошо сказали, полковник, – похвалил Волостной. – Ну, что ж, проверить сигнал мы обязаны, вот только что-то мне подсказывает…
Он оборвал фразу, бросился в бильярдную, выскочил оттуда с двумя киями, один оставил себе, другой швырнул полковнику.