Шрифт:
Алекс Ла Гума
И нитка втрое скрученная...
Повесть
Перевод с английского А.Мартыновой.
АЛЕКС ЛА ГУМА
Родина Алекса Ла Гумы - Южно-Африканская Республика, страна-концлагерь. Под гнетом фашистского режима здесь томятся миллионы коренных жителей чернокожих и цветных. Но и в невыносимых условиях, в атмосфере полицейских облав, массовых арестов и политических убийств писатели Южной Африки бесстрашно борются за освобождение народа, отдавая этому великому делу все свои силы, весь свой талант.
Алекс Ла Гума родился в 1925 году. Он уроженец "цветных" кварталов Кейптауна, сын Джимми Ла Гумы, одного из зачинателей
Это не случайно. Все, что вышло из-под пера Ла Гумы, посвящено одной теме - борьбе африканского народа за свои права. Две его повести - "Скитания в ночи", "И нитка, втрое скрученная...", а также цикл рассказов получили широкое признание передовых людей в ЮАР и за ее пределами.
"Скитания в ночи" - горестная повесть о жизни обитателей шестого района Кейптауна, где негры и цветные задавлены нищетой, бесправием, непосильным трудом. На каждом шагу - унизительные запреты, оскорбления, полицейский террор. Герои произведения - Майкл Эдонис и Виллибой - не хотят мириться с тем, что попирается их человеческое достоинство. Они исступленно ненавидят угнетателей, но не знают пока путей борьбы. Где же выход? Что делать? такие вопросы сами собой напрашиваются при чтении суровой и правдивой книги "Скитания в ночи".
Поисками ответа на эти насущные проблемы продиктована другая повесть Ла Гумы - "И нитка, втрое скрученная...", предлагаемая читателю. На первый взгляд кажется, что здесь отображена та же беспросветная жизнь, что и в "Скитаниях...". Героями также являются бесправные темнокожие - поденщики, уборщики, сторожа, мелкие уголовники, безработные, проститутки. Мы видим униженных, озлобленных дискриминацией людей - опустившуюся "пьяную Рию", безработного Романа, ставшего мелким вором, жалкую Сюзи Мейер, которая завидует "сладкой жизни" господ. Но главный герой повести - молодой африканец Чарльз Паулс - человек иного склада. Он уже понимает, что его народ несчастен потому, что люди разобщены. "Всего труднее перенести беду, если человек один... - говорит Чарльз Паулс. - Людям надо быть вместе". Так приходит к жителям трущобного района Кейптауна идея солидарности обездоленных, идея совместной борьбы за равноправие и свободу.
Алекс Ла Гума не одинок, бок о бок с ним работают талантливые писатели, которым дороги те же идейные и художественные принципы. Это - Питер Абрахамс, Эзекиель Мпахеле, Ричард Рив, Льюис Нкози и другие. Они опираются на традиции критического реализма, созданные лучшими мастерами мировой литературы. Но особенно плодотворно влияние на Ла Гуму великого пролетарского писателя Максима Горького, которого он считает своим учителем. "Для меня, - пишет он, - человека, живущего в такой стране, как Южная Африка, где мы сталкиваемся со всеми самыми худшими проявлениями расизма, экономической эксплуатации, социального неравенства, глубочайшей безнадежностью и жестокостью, идеи Горького были лучом света, рассеявшим густой мрак эксплуататорского общества".
В настоящее время писателю удалось вырваться
МИХАИЛ КУРГАНЦЕВ
И НИТКА ВТРОЕ СКРУЧЕННАЯ...
БЛАНШ, С ЛЮБОВЬЮ
Двоим лучше, нежели одному; потому
что у них есть доброе вознаграждение в
труде их.
Ибо, если упадет один, то другой
поднимет товарища своего. Но горе одному,
когда упадет, а другого нет, который
поднял бы его.
Также, если лежат двое, то тепло им;
а одному как согреться?
И если станет преодолевать кто-либо
одного, то двое устоят против него. И
нитка, втрое скрученная, не скоро
порвется.
Книга Екклезиаста, IV, 9 - 12
1
На северо-западе сгущались облака, сначала похожие на хлопья ваты, гонимые по небу напористым ветром, потом - на клубы серого дыма и, в конце концов, - на вздыбленные под самую высь крепостные валы с бастионами. Мрачная стена тянулась через весь горизонт, и солнце уже не сияло, а только угадывалось в бледном свечении за серой пеленой. И море было серое и свинцовое. Оно лениво колыхалось, как тяжелое полотнище на утихающем ветру. Осень рано пришла в тот год, а за ней и зима, и небо затянуло тяжелыми тучами, грозившими земле дождем. На взморье, в парках и на фермах с деревьев уже опали листья, и только по склонам и на вершинах гор, тянувшихся вдоль моря, зеленым по серому еще проступали сосны, смоковницы и редкие дубы, и земля упрямо хранила здоровый темно-коричневый цвет.
Первый дождь просеялся из туч моросящим туманом и остался лежать влажной пеленой на земле, на скамейках бульваров и на отвесных гладких стенах зданий, асфальт улиц и дорог почернел от него. Потом этот первый дождь прошел, оставив после себя только холодную сырость в воздухе и обещание вернуться.
Настал июль, и набрякшие тучи походными колоннами двинулись на землю с океана; подгоняемые окриками резкого ветра, они брели, прихрамывая, со стертыми ногами, через все небо в наступление на твердыню гор. Какое-то время горы сдерживали их, и дожди опустошали только побережье, и завеса их разбивалась о колючие вершины. На флангах дождь падал в море. Высокий, облаченный в серое туман отрезал горы от неба и всего остального мира и зловещим знамением повис над землей.
Потом дожди пробили бреши в линии обороны и стали делать вылазки на пригороды, налетая и снова отступая, - по утрам на окнах стыли струйки влаги и сырость лежала на бетоне шоссе, убегавшего на север, мокро блестели широкой дугой изгибающиеся рельсы железнодорожных путей.
За городом земля принимала дождь и поглощала его, впитывая влагу и все темнея, пока не стала совсем черной. Земля утоляла жажду ливнями, а потом, пресытившись, размякла, и когда человек ступал на нее, поддавалась под ним, и в грязи оставались кривые борозды от его подошв, или, если он шел босой, круглые лунки, где он давил пяткой и подушечкой ступни, и отдельно, совсем меленькие, от пальцев его ног.