И обратил свой гнев в книжную пыль...
Шрифт:
И обратил свой гнев в книжную пыль…
факультета германистики Ханкукского университета. Он готов был взять на себя вместе с женой-кореянкой проведение предполагаемой нами здесь в ближайшем будущем выставки.
Директор филиала Гёте-Института д-р Вальтер Бройер и атташе по культуре нашего посольства г-н Энгельхардт также оказывали помощь, всячески поддерживали и информировали меня.
Заручившись советами этих трех немцев, знатоков Кореи, иногда даже эскортируемый ими, я все глубже проникал на незнакомую территорию «книжной» Кореи. Не сосчитать было, сколько я провел за одну эту неделю разговоров, носивших разведывательный характер.
Как выглядит этот корейский «книжный» ландшафт, куда я хочу
У истоков корейского печатного и издательского дела стояли великие достижения. Первые публикации с деревянных форм, по образцу китайской ксилографии, восходят к правителю Кёнджону из династии Корё (1011), который распорядился отпечатать сборники буддийских сутр, и к правителю Коджону (1230) из той же династии, в чье правление впервые были применены медные литеры, то есть более чем за 200 лет до Гутенберга.
В эпоху Гутенберга произошло событие, которое неминуемо должно было дать толчок самобытному развитию Кореи и которое еще и сегодня выделяет ее среди остальных азиатских стран в сравнении их древних культур: изобретение хангыля — национального фонетического буквенно-слогового письма.
До 1446 года, пока король Седжон из династии Ли не обнародовал эдикта для поощрения использования хангыля, корейцы зависели в своем литературном развитии от китайских иероглифов. Как в Европе знание латыни, так и в Азии китайская грамота являлась по причине ее чрезмерной трудности привилегией аристократии.
Однако ранние достижения в этой области оказались в Корее невостребованными, и письменность не получила дальнейшего развития. Отпечатанные с помощью медных литер произведения так и остались единичными экземплярами. Корейское издательское дело на долгое время попало в зависимость от изготавливаемых вручную копий или известных также и на Западе инкунабул.
Современная печатная техника была завезена в Корею очень поздно, только где-то около 1844 года, после открытия Кореи Западом. При этом, как и везде в Азии, решающую роль сыграли христианские миссионеры. В 1888 году католическая школа в Сеуле основала типографию для издания Библии и других религиозных книг. В 1889 году там стали обучать печатному делу и издавать на хангыле и английском Библию и еженедельный журнал для корейских христиан. Позднее, присоединив при содействии активно работавшего в Китае миссионера Аппенцеллера переплетную мастерскую, здесь стали печатать и издавать первые газеты, потом журналы и учебники. С растущим влиянием Запада росло и число частных издательских фирм.
В 1910 году империалистическая Япония аннексировала Корею, ввела цензуру и запрет на продажу печатных изданий, а также начала преследовать корейскую интеллигенцию, затем последовал временный запрет на корейский язык, что почти полностью застопорило многообещающее развитие страны.
Только после освобождения Кореи в 1945 году от засилия Японии начался новый подъем в развитии корейской печатной продукции. В 1946 году число издаваемых еженедельников достигло 60, а ежедневных газет — 140. Снова заработало 150 издательств, и за один этот год было опубликовано около 1000 наименований общим тиражом в 5 миллионов экземпляров. Удивительный рост числа изданных книг и их тиражей в первые послевоенные годы свидетельствовал о полной свободе печати и большом спросе на печатную продукцию.
Но, к сожалению, дальнейшая политическая трагедия снова застопорила все дело. Конфронтация между левыми и правыми политическими силами все время нарастала, что привело 15 марта 1947 года к учреждению «Korean Publishers Assocition» для «демократически» настроенных издательств и «Publishers Council» — для «левых» издателей.
С развязыванием в 1950 году корейской войны в
И не успели издательства слегка окрепнуть до 1960 года, как политическая ситуация, усугубившаяся из-за студенческого восстания в апреле 1960 года, привела к смене диктаторского режима Ли Сын Мана и последовавшему за этим хаосу в стране, что вызвало застой в развитии печатного дела.
Ко времени моего визита южнокорейская книжная индустрия и торговля вновь немного окрепли, если судить по цифрам, но оставались еще достаточно слабыми и неспособными произвести необходимую для дальнейшего культурного развития страны реорганизацию печатного производства с целью повышения его производительности. Даже наоборот, с 1965 года, согласно статистическому ежегоднику ЮНЕСКО, число изданных южнокорейскими издательствами наименований снизилось с 3486 до 3464 в 1966 году, до 2216 в 1967-м и до 1756 в 1968 году. Это означает: в 1966 году в Южной Корее на каждый миллион жителей было опубликовано 119 наименований, для сравнения — 850 в Нидерландах, 526 в Англии, 395 в Западной Германии, а средняя мировая цифра за тот же год была равна 137 наименованиям. В 1967 году число книг на миллион жителей снизилось в Корее до 74 наименований и упало еще больше в 1968 году.
Тенденция к падению была после этого остановлена. В 1970 году южнокорейские издательства выпустили в свет 2591 наименование, в 1971 году уже 2917, однако средний тираж не превышал 1000 экземпляров, что было вызвано прежде всего отсутствием каналов распространения.
Все, что мне удалось в конце концов собрать из информации по корейской книжной торговле, было не больше чем горстка скупых цифр, дававших все же представление о том, что этот книжный рынок не шел ни в какое сравнение с рынком других азиатских стран, однако мало чем отличался от них в структурном отношении — состояние печатного дела отражало перманентный кризис в этой сфере.
Информацию поставляли мои сверстники — исключительно милые и симпатичные люди. И тем не менее именно здесь я впервые осознал, в чем заключался крупный недостаток в моей работе: я вторгся извне в другой мир, будучи к этому абсолютно не подготовлен!
Я любовался пагодами и дворцами в охристых тонах, их причудливо изогнутыми черепичными крышами и замковыми камнями с таинственными символическими знаками — впечатление было такое, словно я разглядываю видовую открытку. Я не прочитал ни одной книги про трагическую судьбу здешних правителей, которые когда-то входили и выходили отсюда. Я ничего не знал о том, что движет корейцами сегодня. Немецких переводов современной корейской литературы не было. С каким удовольствием проскользнул бы я в эту незнакомую жизнь через замочную скважину корейского романа. Я удивлялся всему, что видел. Но стоял как перед закрытой дверью.
Еще в Финляндии я задумал: как только выпадет свободное время, побольше узнать о людях этой страны и о том, как они живут. Здесь, в Корее, это желание усилилось. И с тех пор число стран и культур, с которыми мне хотелось бы познакомиться поближе, все растет и растет. Но как только я наконец освобожусь, постараюсь понять, что же я такое на самом деле видел во время своей беспокойной жизни на колесах и где в действительности побывал.
Раньше я ездил по-другому. Раньше я целиком и полностью, так сказать, со всеми потрохами, перебирался в те чужие миры, куда приезжал. Теперь я жил в отелях, а они не имеют ничего общего с той жизнью, которая их окружает. Весь день я был занят делами, пытался выполнить поставленные перед собой задачи, ведя ради этого во время встреч с любезными господами деловые разговоры информативного характера.