И опять Пожарский. Тетралогия
Шрифт:
Событие шестьдесят третье
Умер один из учеников Рубенса. Звали юношу Патрик Тенирс. Так получилось, что всю болезнь и последующую смерть Пётр Пожарский находился рядом. В больнице, что пристроили отдельным крылом к роддому, умирал Патрик, а в палате самого роддома лежала Мария Пожарская. Она неудачно оступилась на лестнице и упала. Княгиню сразу подхватили и на руках донесли до больницы. Доктор Антуан ван дер Бодль Марию осмотрел, потом её осмотрели травницы и акушерка и все сошлись во мнении, что ничего страшного, ребёнок цел, а синяки на коленке и локте через неделю
Пётр примчался в больницу, как только узнал о несчастном случае. К тому времени вердикт врачей уже был вынесен и Пожарский успокоился. Мария уснула, и Пётр, плюнув на сотни срочных дел, решил посидеть у её кровати, успокаивая себя и княгиню. В это время в больницу и доставили кричавшего благим матом Патрика. Князь решил сходить посмотреть, что там случилось.
– У него заворот кишок, – пояснил Генрих Тамм, дежурящий сегодня в больнице.
Петра словно пыльным мешком по голове из-за угла ударили.
– Положите больного на правый бок, – распорядился он.
Генрих повернул юношу.
– Тянет в боку? – спросил Пожарский у художника.
– Тянет, – выдохнул Тенирс и снова завыл.
– У него приступ аппендицита. Потом будет перитонит, и он умрёт, – сообщил он доктору.
– И что же делать? – поинтересовался немецкий врач, услышавший несколько совершенно незнакомых ему названий болезней.
– Сейчас ничего, но когда он умрёт, все до единого доктора нужны мне здесь, – сообщил растерянному немцу Пётр и ушёл к жене.
Патрик умер в муках через неделю. Пётр даже жену из больницы забрал и сам там больше не появлялся, чтобы не слышать криков несчастного. А что он мог поделать? Афанасий Иванович Афанасьев хирургом не был. Ему самому делали операцию по удалению аппендикса, и он приблизительно знал, где он находится, но как выглядит и как его удалять, понятия не имел. Можно было, конечно располосовать нечастного художника и попытаться операцию сделать, но если больной умрёт на операционном столе, то это подорвёт веру докторов в успех таких операций. А хирург, который не верит в себя, это и не хирург вовсе.
Зато Патрик послужит делу выздоровления сотен человек. Это не первый приступ аппендицита в мире и не последний. Пока Тенирс мучился, Пётр готовился к операции. Он сделал операционный стол, тоже далеко не тривиальная задача. Нужны керосиновые лампы и система зеркал, там ведь нельзя, чтобы тень была. Нужно стол сделать определённой высоты. Нужно изготовить зажимы и скальпели. Нужна, наконец, вата, которой нет. Пётр всю неделю бегал, как угорелый, от одного мастера к другому. И заодно просвещал всех имеющихся в наличие докторов, в том числе и занимающихся сейчас другими делами, того же Жана Рэ, например.
Когда Патрик отдал богу душу, всё было готово. Юношу разрезали и нашли злосчастный аппендикс. Потом потренировались на нём же, как шить брюшину и потом саму кожу. Вату заменили на льняные тампоны с зашитым внутри просушенным мхом. Плохо, что нет антисептиков кроме спирта. Ну, хоть шёлковые нити надёргали из платья Марии.
Пётр не разрешил сразу докторам резать настоящего больного, пока случился следующий приступ, успели вскрыть несколько привезённых из Нижнего Новгорода свежепреставленных заключённых острога. Не своих же пластать, родственники не дадут. Сейчас никаких моргов и вскрытий нет. Умер человек, его отпевают
Зато когда случился приступ аппендицита у крестьянского паренька, доктор ван дер Бодль провёл первую полосную операцию в Вершилово. Потом все доктора неделю тряслись над Пронькой – Прохором Вторых. Пётр даже договорился с отцом Матвеем на смене фамилии Вторых на Первых для Прохора. Мальчик выжил. А Пожарский вспомнил в ходе операции, что грыжа тоже лечится схожим способом и поведал после успешной выписки Первых из больницы о том докторам.
Больного с грыжей нашли мигом и операцию провели. Трофим Антуков, плотник и столяр тоже поправился и в благодарность соорудил для докторов красивую лавочку у входа в больницу.
Доктора ходили гордые и ждали теперь очередного больного с "заворотом кишок", а Пётр корил себя. Он ведь мог вспомнить о проклятом аппендиксе и пару лет назад. Это сколько же народу умерло в Вершилово из-за того, что фарфор стал для него важней. Он даже взял чистый лист бумаги и попытался вспомнить операции, которые они могли бы проводить сейчас. Но лист остался белым. Не почки же удалять и делать пересадку сердца. Ноги и руки и до того обрезали в случае гангрены. Гораздо важнее сейчас добыть йод и попытаться вырастить плесень с хитрым названием пенициллум. Где-то в краешке сознания Пётр помнил, что вроде бы нужна дыня. Что ж, нужно заказать Омару, как приедет, семена дыни, да и арбуза заодно, построим пару теплиц, да и вырастим. Не получится с пенициллином, хоть бахчевые культуры вырастим. Не дадим заплесневеть, сами съедим.
За этими размышлениями Петра и застала весть, что в Вершилово приехала целая делегация евреев.
Событие шестьдесят четвёртое
Барак Бенцион ехал в карете во главе огромного каравана и размышлял. Они не успели до таяния снега добраться до Вершилова, и пришлось в Москве менять сани с полозьями на телеги с колёсами. С этими телегами одна сплошная беда, то колесо сломается, то ось. Хорошо, что это далеко не первая поездка, уже есть опыт и всё необходимое для ремонта они везут с собой, и запас колёс с осями тем более. Скорость, конечно, упала. Тем не мене, они даже догоняли и перегоняли других купцов стремящихся в Вершилово. Догнали во Владимире и караван Якоба Буксбаума, что следовал из Италии, минуя Москву.
Якоб вёз очередную партию мрамора для синагоги и кроме того целую ораву переселенцев. На этот раз это были музыканты и мастера по изготовлению музыкальных инструментов. Но кроме итальянцев среди переселенцев было и два семейства евреев. Барак поинтересовался у напарника, есть ли у них разрешение от князя Пожарского. Разрешения не было, и люди ехали на свой страх и риск. Это были семьи богатых купцов из Флоренции. У купцов было несколько больших кораблей, которые плавали в Египет и Сирию и даже в Стамбул. Сейчас они оставляли своё дело на старших сыновей, а сами перебираются в Вершилово, чтобы спокойно встретить старость в месте, где евреев никто не преследует и даже разрешают строить синагогу. Разрешение же на переселение в Вершилово Марк Шейнкман и его компаньон Соломон Розенфельд надеялись получить, вложив большую сумму денег в одно из предприятий князя Пожарского. Барак только головой покачал, денег у Петра Дмитриевича хватает, но пусть попробуют, может быть, князя заинтересуют связи купцов и их корабли.