И опять Пожарский. Тетралогия
Шрифт:
– А иконы, что там Иоаким Прилукин творит?
– И они не по заветам стоглавого собора созданы.
Филарет бросил взгляд в красный угол. Там стояло три иконы работы Прилукина, в том числе и его знаменитая богоматерь. Иконы были без привычных золотых окладов и поэтому смотрелись необычно большими и красочными. Они были красивы, и от них веяло святостью. Патриарх перекрестился. Никодим повернулся и упёрся взглядом в иконы. Лицо его скривилось.
– И до вас, Ваше Святейшество, эта скверна добралась? – взгляд был затравленный, такой и укусить может.
– В чём же заключается "тайное латинянство" князя Пожарского? –
– Он православный храм переделал в костёл еретический, – аж брызнул слюнною товарищ.
– Давай-ка мы с тобою митрополит так поступим, – решил патриарх, – Я вызову в Москву пару митрополитов, и мы все вместе съездим в Вершилово к еретику Пожарскому и на месте всё решим. Сам понимаешь человек он не простой, вон, сколько денег в казну приносит.
– Десятины церковной вершиловцы не платят! – аж взвизгнул Никодим.
Вот, оказывается в чём дело! Всё просто. Петруша вместо того, чтобы честно делиться заработанным с отцом Никодимом, на эти деньги храмы строит сам. Это и в самом деле грех. Оставил митрополита без такого жирного куска, как доходы от Пурецкой волости. Петруша и правда, воли много забрал. Захотел и сам на короля шведского напал, да и побил того, захотел и три города сам основал, без царёвой воли. Опять взял сам и с гетманом Радзивиллом договорился о сдаче Смоленска.
А вся эта самодеятельность к добру привела или к худому? Земли русские вернули все до последней деревеньки и ещё и Витебск с Полоцком у ляхов урвали и всё почти без потерь. Ям шведы сами отдали. Французы нас империей теперь кличут, а за ними и остальные подтянутся. Города, основанные, рубежи дальние крепят и фарфор позволяют делать, что огромные деньги в казну приносит. Приюты для беспризорных мальчишек толмачей готовят, а не татей ночных.
Нет. Ничего плохого державе князь Пётр Дмитриевич Пожарский не делает, всё для блага её. А мерзкие завистливые и жадные "Никодимы" ему мешают. Ничего. Соберём иерархов и отправим на костёр не Петрушу, а этого сребролюбца. Но в Вершилово съездить нужно непременно. На все эти чудеса нужно своими глазами посмотреть.
Событие шестидесятое
Царь и Великий Государь всея Руси Михаил Фёдорович Романов принимал очередных учёных желавших перебраться в Вершилово. Эти тоже были математиками. Один из приехавших был француз, остальные итальянцы. Так по крайне мере объяснил царю толмач. Он пытался растолковать Государю про мелкие княжества на Аппенинском полуострове, но Михаил отмахнулся, да не всё ли равно. Пусть будут итальянцы или "фрязины".
Француза звали Пьер Эригон, и он был преподавателем математики в Париже. У Пьера было приглашение от Петра Пожарского. Но! Уезжая, Петруша предупредил Михаила, что если кто-либо появится с приглашением из Франции, значит это шпион, тот самый, что может воспользоваться приглашение украденным у Вернье. Так как больше никому он приглашения во Францию не отправлял. И вот этот "товарищ" стоял перед царём и рассказывал, что пишет книгу про логарифмы и ещё одну про оптику, которая называется "Теория перспективы". Слова были мудрёные и скорее всего этот господин и правда, был учёным, но пригласил его в Вершилово не Пётр Пожарский, а отправил "брат" Людовикус пошпионить.
– Хорошо, Пьер, езжай в Вершилово, пиши книги и учи детей, – "ласково" улыбнулся Государь и переключился на "итальянцев".
Все они тоже были с приглашениями Петра, но царь был предупреждён им, что должны приехать учёные из италийских княжеств. Первым представился совсем молодой человек.
– Бонавентура Франческо Кавальери. Я изучал математику в Пизе. Сейчас почти закончил книгу о "методе неделимых".
Молодой монах поклонился.
– Что же подвигло тебя, Бонавентура, на переезд из тёплой Пизы в Вершилово? – полюбопытствовал Михаил Фёдорович.
– Кто же в мире не хочет оказаться в той самой Пурецкой волости? Все лучшие учёные уже перебрались туда. В Европе остался один Галилей, и он бы переехал, но из упрямства отказывается, – юноша улыбнулся.
– Хорошо, поезжай в Вершилово и издавай свою книгу о неделимых, раз тебя пригласил князь Пожарский, значит, ты стоишь того.
Следующим оказался преподаватель из той самой Пизы и учитель Кавальери монах бенедиктинец Бенедетто Кастелли. Оказывается он сменил на посту заведующего кафедрой университета в Пизе того самого Галилея, о котором только что говорил молодой монах.
– Обживётесь в Вершилово и зовите своего Галилея, что же ему одному-то в Европе оставаться, даже письмо некому написать, – засмеялся Михаил.
Итальянцы вежливо улыбнулись, для них Галилей был непререкаемый авторитет. Последним был мужчина средних лет.
– Клавдио Акиллини, Ваше Величество. Я преподаю право в болонском университете и кроме того занимаюсь математикой и пишу стихи. За канцону, написанную в честь появления на свет дофина, мне была пожалована от кардинала Франции золотая цепь стоимостью в 1000 крон.
– Что ж, Клавдио, Пётр Дмитриевич Пожарский приглашает в Вершилово только лучших, значит и ты из таких, езжай и пиши книги и стихи. Книги, что у нас в Пурецкой волости издают, все приезжающие называют лучшими в Европе, да вы и сами можете убедиться, сейчас дьяк вам принесёт учебники математики для школы в Вершилово, – Михаил Фёдорович заранее знал об эффекте, что производят книги изданные бароном Швабом на иностранцев.
Это и случилось, всё четверо, в том числе и шпион француз уткнулись в книги. От нового учебника геометрии, так их вообще не удалось отодрать, так с ним и вышли с аудиенции. Молодец всё же Петруша.
Долго отдыхать Государю не позволили, сразу за учёными была назначена беседа с князем Бутурлиным. Он закончил трёхгодичный срок пребывания на посту воеводы Владимира и сейчас Михаил собирался его отправить на воеводство в Уфу.
– Василий Матвеевич, что ты скажешь про войну с ляхами? – начал с неожиданного вопроса Государь.
Князь поёрзал в предложенном ему царём кресле и, скривившись в усмешке, ответил:
– Разве это война была, так, избиение младенцев. Если Петру Дмитриевичу волю дай, так он и до Кракова дойдёт.