И опять Пожарский
Шрифт:
– Всё это делать в деревне? Для кого? – Удивлению Вацлава не было границ.
– Понятно для кого, для крестьян, – тепло улыбнулся ему этот отрок.
– Это ведь тоже будет стоить немалых денег. В Европе даже в городах не мостят улицы, только площади, – попытался возразить Крчмар.
– В Европе ещё и не моются с самого рождения и воняют, как свиньи или козлы, – неприветливо отрезал княжич.
И это было правдой. Вацлав, привыкший, как и все русские, еженедельно мыться в бане, теперь с ужасом вспоминал, какая вонь стояла в его любимой Праге. И от улиц, и от людей, да даже от девушек воняло,
– Ладно, про гигиену потом поговорим, – прервал его воспоминания этот удивительный отрок. – На следующий год все эти строения я хочу покрыть черепицей. Как у вас в Богемии. Для этого нужно построить печи для обжига черепицы и наделать изрядно форм для сушки. Количество черепицы, а значит, и печей, посчитать сможешь? – вдруг прервался княжич.
Вацлав заёрзал. Две с половиной сотни домов, терем, кельи, школа, храм – и всё под черепицей. Сколько же нужно черепицы и сколько – печей, чтобы сделать всё это за одно лето?
– Я постараюсь посчитать, но сразу скажу, что нужны десятки печей. А потом все эти печи будут стоять. Может, лучше сделать меньше печей и покрыть дома за несколько лет? – предложил поражённый объёмами Вацлав.
– Ни в коем случае! Даже лучше сделать печи с запасом. На следующий год мы с тобой ещё много чего будем строить.
Он не знает цену деньгам, решил чех.
– Дальше. Нужно построить печи для обжига известняка. Будем делать строительный раствор. Кроме того, нужно построить печи для обжига плинфы, такой, из которой стены Нижегородского кремля сделаны, а также печи для обжига кирпича настоящего. Размеры кирпича я тебе потом на листке изображу. Если сам не знаешь, как это делать, нанимай лучших мастеров, хоть в Москву за ними езжай. Из этого кирпича на следующий год мы с тобой начнем строить в Вершилово каменный храм, такой как Успенский собор в Москве на Красной площади. Нужно будет найти зодчего, хоть в Италии, хоть в Богемии, хоть в Московии, лишь бы взялся и осилил. А напротив этого храма я хочу себе построить дворец, такой же по стилю, но вместо куполов – башенки. Такой рыцарский замок, но в русском стиле.
– На это уйдет несколько лет и будет стоить десятки и десятки тысяч рублей, – схватился за голову чех.
– Вацлав, хочу тебе дать совет. Считай всегда только свои деньги. Не считай чужие. Я примерно представляю, сколько это будет стоить, и хочу тебя заверить, что эти деньги у меня есть.
Получив эту головомойку, Крчмар другими глазами посмотрел на этого отрока. Чувствовалось, что ведь и в самом деле есть у него такие деньжищи.
– Так, со строительством пока покончили. Теперь давай поговорим о тебе. Скажи, ты знаешь латынь? – резко сменил тему Пожарский.
– Да, немного подзабыл за время жизни здесь, но думаю, что смогу многое вспомнить, – покивал головой чех.
– В Австрию переехал из Праги астроном Иоганн Кеплер. Сможешь ли ты послать ему письмо так, чтобы его там нашли и передали это письмо лично в руки? Я не помню, как называется этот город в Австрии, но он числится придворным астрономом, хотя это и не Вена.
– Это непростая задача, – покрутил головой Вацлав. – Это нужно посылать курьера, придётся ехать через Речь Посполитую и Московию, а сейчас ведь идёт война.
– Война с ляхами кончится к концу зимы. А вот другая война началась сейчас
Вацлав слушал этого пацана и не верил своим ушам. В Праге опять устроили дефенестрацию, как двести лет назад. И опять всё из-за религии. Тогда был Ян Гус. Кто сейчас?
– Вы точно знаете, Пётр Дмитриевич, про Прагу? Давно идёт эта война? – Крчмар с ужасом представлял, что сейчас происходит в его любимой Праге.
– С конца мая, точно не помню. Так как ты посоветуешь передать письмо Кеплеру.
Вацлав задумался.
– Нужно послать гонца, и лучше, чтобы этим гонцом был не русский.
Событие двадцать девятое
Василий Полуяров был очень неудачливым человеком. Отец оставил ему небольшую лавку на торгу. Торговал батя в основном семенным зерном и худо-бедно сводил концы с концами, но в пожаре 1617 года сгорел вместе с матерью и младшей сестрёнкой Василия в своём дому в Нижнем Посаде. Василий в то время был в Астрахани, хотел тамошней пшеницы на семена купить. Пшеницу он купил и даже осенью продал боярскому сыну Трифону Игнатьеву зерно в его вотчину. А пшеничка-то и не уродилась, даже сам-два не дала. Игнатьев со своими крестьянами пришёл к Полуярову разбираться и забрал у него в возмещение ущерба всё зерно, даже то, что Василий себе на прокорм оставил.
Вот и получается, что перед самой зимой остался Полуяров без денег и хлеба, да и без дому. Пока тепло было, можно и в лавке ночевать, а сейчас вот-вот снег ляжет. Хоть в петлю лезь. Спас Василия от этих мыслей, а может, и от петли Замятий Симанов, подьячий Балахнинского уезда, который останавливался у Полуяровых, когда бывал по делам в Нижнем Новгороде. Замятий предложил Василию поработать управляющим у того самого Петра Пожарского, который взбаламутил весь город. Василию терять было совершенно нечего, и он с радостью пошёл на встречу с княжичем.
– Василий, – начал боярич, когда они зашли в его пустующую лавку, – я сейчас буду тебе задавать вопросы, а ты просто отвечай, что думаешь, хорошо?
– Как скажешь, княжич… – Вопрос настораживал.
– Если у отца светлые волосы и у матери светлые волосы, то какие волосы будут у ребёнка?
Что за дурость этот пацан спрашивает?
– Понятно, светлые.
– Ответ неверный. Если у одного из дедушек или бабушек были, скажем, рыжие волосы, то ребёнок может родиться с рыжими волосами.
Уходить надо, решил Василий. Хотя куда из своей лавки уйдёшь?
– Если вот моего коня спарить с обычной кобылой, какой жеребёнок будет?
– Побольше будет, чем обычный жеребец, но таким великаном не получится, – неуверенно ответил Полуяров.
– Ответ правильный. Но не до конца, я ведь про волосы не зря тебя спрашивал.
– Ты хочешь сказать, Пётр Дмитриевич, что я должен был у тебя спросить, какие были родители у обоих лошадей, – понял Василий.
– Точно! Есть в Европе наука генетика, вот эти вопросы она и изучает, – соврал бывший генерал, не моргнув глазом. Поди проверь в этом медвежьем углу, есть уже генетика или нет. Мендель-то ещё через сто пятьдесят лет родится.