И передай привет полковнику
Шрифт:
– Все получилось по-соседски, – сказал Измайлов. – Этот бедолага до сих пор считает, что не потрать Нора столько времени на изобретение самых невероятных способов побега, он опередил бы моих ребят и комфортно переждал налет милиции дома.
– Значит, они с Норой меня не заподозрили? – уточнила я.
– Необходимо остаться для всех и каждого круглой отличницей даже через десять лет после окончания школы, да? – пригвоздил меня Измайлов. – Не волнуйся, никто в тебе не разочаровался.
Мне стало стыдно, будто он раздел меня и обнаружил не то белье. А на кого злиться? Либо всегда
– Это он убил компаньонов?
– Твой любимый Балков думает, что он.
– А ничей ты?
– Так уж и ничей?
Говоря это, он встал с дивана, опершись на мои колени. Ну почему я вечно пролетаю с чулками и мини-юбкой и напяливаю брюки? Измайлов вздохнул и пересел в кресло напротив.
– Отчего это мы больше не сидим рядом?
– Оттого, что порознь спокойнее.
– Не поняла.
– Все ты поняла. Мне здесь удобнее включать магнитофон.
– Музыкой будем наслаждаться?
– Полина, я хочу…
Голос хриплый, щеки бледные, на «хочу» споткнулся и замялся. Честное слово, не прикрывай он так явно веками взгляд, я бы возликовала. Не старайся, милый, на сей раз не объегоришь.
– Врубить Чайковского на полную громкость – предел твоих желаний.
– Ты невыносима.
– Еще как выносима. Более того, удобна своей нетребовательностью, пока нечего требовать.
– Учел. Но я хочу, чтобы ты послушала рассказ Ивнева. Там есть кое-что, касающееся известных тебе событий. Только одна просьба: будь сдержанной, что бы он ни нес.
Похоже, прослушивание предстояло трудное. Надо как-то реагировать на предупреждение? А вдруг Измайлов играет со мной? Это не полунамеки на грядущий секс, не изучение приблудившейся юродивой, это угроза. Однако я не из пугливых, полковник. Я храбрилась, но и предположить не могла, что наплел про меня Слава Ивнев.
Он сразу заявил, что никого не убивал. А дальше понеслось. Полина в открытую соблазняла Виктора, предлагая сделать из его однокомнатной и своей двухкомнатной приличную квартиру. Нет, Вера и Нора ни сном ни духом, потому что Полина притворяется клинической идиоткой, являясь на деле опытной кровожадной хищницей. Страдалец Витек не чаял отвязаться от липучки. С Верой чуть ли не у нее на глазах трахался, чтобы отстала. Бесполезно. Она его зазывала к себе и заставляла часами развлекать ее сына.
– И зачем ей это понадобилось?
Я различила неприязненный голос Балкова и прослезилась от благодарности.
– Маньячка, любила, – пояснил Слава.
– Сергей, – последовал оклик Измайлова.
Видимо, Балков подчинился, потому что после паузы Слава продолжил, сбавив тон. Он-де сам свечку не держал, но Виктор жаловался постоянно. Поговаривал о смене квартиры. Тут уж и Измайлов не выдержал:
– Вы начали с интимных подробностей жизни Артемьева, Ивнев. А я просил вас вводить нас в курс дела по порядку.
– Просто брат твердил, что Полина ревнива и может его пришибить.
– И что же так подогрело ее патологическую ревность?
– Он собирался признаться
– Кузен-то, пожалуй, зациклся на расширении, – вступил Балков.
– Почему нет, если женщины с жилплощадью на шее виснут?
– Ивнев, – вдруг сказал кто-то устало и медленно, – ты чем питаешься? Сам обдристался по уши, и еще в тебе осталось навалом?
Я вытянулась в струнку, пытаясь угадать говорившего. Нет, не угадать, а поверить, что это Борис Юрьев. Он же продолжал:
– Я приму на веру все, что угодно. Но не бросающуюся на задохлика Артемьева разведенную по собственной инициативе Полину.
– А что, только замужние и покинутые бросаются на мужиков?
– Нет, но я тебе фамилию мужа скажу, – ласково посулил Борис.
«Не надо», – хотелось завопить мне. Но Юрьев фамилию произнес. Раздался мужской присвист. Тишина.
– Это Витек все врал, – убежденно, почти фанатично затараторил Слава. – Он такой был, если что-то в руки сразу не плыло, мог и присочинить. Ой, а не ее муженек его заказал?
– Пачкаться бы не стал, – отрубил Борис.
– Тогда я сначала начну, – откашлялся Ивнев.
– Резани правду-матку, – благословил его Юрьев.
– Выключи, пожалуйста, – попросила я Измайлова.
Он щелкнул клавишей.
– Я не преследовала Виктора, все было наоборот.
– Не переживай, – участливо посоветовал Измайлов. – Ты еще не привыкла к тому, что тебя выдумывают такой, какая ты выгодна? И веришь в умение мужиков благородно сносить отказы во взаимности? Я собирался лишить тебя удовольствия прослушивания этой части. Но тебе действительно пора взрослеть.
– Но Виктор и Слава – не Анна Ивановна, они современные люди!
– Смешная ты, Поленька.
– Я обязана была отчитаться, с кем жила раньше? Я должна поклясться, что не имела отношения к делам мужа?
– Нет и нет.
– Кто-нибудь после откровений о прошлом осмелится ко мне прикоснуться?
– Найдется смельчак, не все боятся фамилий.
– Ты знал?
– Нет, это был козырь Бориса.
– Ты меня презираешь?
– Восхищаюсь. Уйти от таких деньжищ.
– Лжешь?
– Не привык.
– Измайлов, полковнику милиции нельзя с женщиной…
– Женщине, полковнику милиции, не стоило бы. Продолжим?
Продолжим. Как я продолжаю всякий раз, добравшись до конца.
И вновь зазвучал голос Славы Ивнева. Они, трое сокурсников, поддались очарованию задумки Коли Муравьева о собственном деле. Скинулись, оформились, вгрызлись в работу. Как часто бывает, генератор идеи оказался самым бедным. Далее по возрастающей поднимались Виктор, Петр и Слава. Через полгода вылезло наружу, что Петру Коростылеву и Коле Муравьеву сухомятка рутинного труда противопоказана, и они запивают его водкой. К ним съезжались толпы заказчиков, чтобы за российскую бутылку сорокаградусной получить то, что стоило нескольких ящиков импортного спиртного, если уж измерять цену в поллитровках. Фирма несла убытки, и Слава постановил: или парни кодируются, или прощаются с коллективом. Они согласились лечиться.