И передай привет полковнику
Шрифт:
– А что, если в подъезде живет милиционер, людям нельзя пошуметь и потанцевать? – хладнокровно осведомился терпеливый Измайлов во время ее шестого захода.
– Они все тянутся друг к дружке, в шайку собираются. А вы нос воротите. А потом говорите: «Организованная преступность…» Да они у вас под боком вот сейчас организуются.
Этого заявления не выдержали даже мощные канаты полковничьих нервов.
– Анна Ивановна, – проворковал он баском и сузил свои хитрющие черные глаза, – у меня своеобразная служебная специализация…
– Знаем, знаем, что вы убийц ищете…
– Информированные, – улыбнулся Измайлов. И любой, кроме Анны Ивановны, не преминул бы в эту секунду задуматься, может ли дьявол улыбаться или ему по чину положено только
Анна Ивановна сначала сообразила только, что сегодня нас в кутузку не повезут. К утру даже до нее дошел смысл сказанного Измайловым. И на первой же прогулке она сообщила в своем «загонном клубе», как называла Нора сборища пенсионеров, сходящих с ума от нищеты и скуки, что Измайлов – коррумпированная дрянь, прожирающая в ресторанах взятки от Славы, Виктора и Верки.
– Это сколько же бедных людей на расстрел надо было обречь, чтобы до полковника дослужиться, – вопила Анна Ивановна. – Ох, мент, поганый мент. И смеет мне угрожать!
Таким образом нас, подъездных изгоев, стало шестеро. Но мы об этом еще не знали. И о том, что скоро столкнемся с опасностью покруче Анны Ивановны и что не все выживем, – тоже.
Глава 3
Я встаю в пять, приходится. Дело в том, что сын не просыпается раньше половины десятого. И за эти утренние часы я успеваю до обалдения побатрачить на поле, принадлежащем придирчивым и редко знающим, что им надо, заказчикам рекламы. Но, чтобы с головой ринуться в работу, я должна выполнить три обязательных условия: пятнадцать раз обежать вокруг дома, принять контрастный душ и выпить кофе. Иначе через полчаса попыток придать привлекательность всяким товарам и услугам меня начинает подташнивать и возникает упорная тяга ко сну, крепкому и спокойному, как жизнь без двигателя чужой торговли, коим и является оная, Боже меня спаси!
В ту прохладную апрельскую субботу я без энтузиазма наматывала третий круг, когда увидела нечто необычное. К нашему подъезду подкатили медперевозка и милицейский автомобиль. После какой-то суеты двое мужчин извлекли из фургончика блистающего свежими битами на правой ноге Измайлова и бережно поволокли на крыльцо. Я рванула вперед, словно за автобусом в цейтноте, и догнала неспешную процессию на втором этаже. Носильщики драгоценной для меня ноши стояли в растерянности, обсуждая, как отпереть дверь занятыми руками. Я храбро предложила свои услуги, пропустила мужчин вперед и решительно вошла за ними следом.
– Виктор Николаевич, что случилось?
– Ответ на твой вопрос знают все, включая тебя, – прохрипел он. – Поскользнулся, упал, очнулся – гипс.
– Я о вас позабочусь, – заявила я.
И подумав: «Не было бы счастья, да несчастье помогло», – решила не отступать с занятых моей влюбленностью позиций. Захлопнула дверь и сунула ключи в карман. Меня очень обрадовало то обстоятельство, что Измайлов не сказал: «Свободна. Обойдусь без тебя». А лишь когда мужчины уложили его в спальне на кровать и распрямились, я поняла, что вряд ли они все трое могли произнести больше одной фразы в час. Бледные лица, густо щетинистые щеки, глаза без выражения, погруженные в темно-лиловые круги, и вздувшиеся жилы на руках и шеях… Эти люди смертельно устали, устали так, как мне никогда не доводилось и, дай Бог, не доведется. А Измайлов еще и губы кусал, вероятно, от боли.
– Я буду на кухне, – твердо сообщила я. – Заварю чай.
Через несколько минут ко мне заглянули двое здоровых и сказали, что больной моментально заснул. Я набухала в чашки по шесть чайных ложек сахарного песка, залила горячей заваркой и подвинула им. Они пили стоя, а я бестактно их разглядывала. Один был высоким, тонким и атлетичным, как фигурист, брюнетом. Очень молодым. Второй, чуть постарше, – рыжим круглоголовым
– Меня зовут Полиной, – проявила я инициативу. – Я – соседка Виктора Николаевича. Мы с ним друзья.
Разумеется, я привирала. Но ведь Измайлов спас меня. Неужели после этого я не имею права считать его другом?
– Борис Юрьев, – представился «фигурист».
– Сергей Балков, – подхватил «боксер».
– Полковник теперь долго будет отдыхать, – властновато и резковато для теряющего сознание от переутомления объявил мне Борис. – В два часа мы привезем ему лекарства, костыли и продукты. Благодарим вас за помощь…
Ну нет, требования сдать ключи я дожидаться не стала. Давай, не самая бездарная рекламщица на свете, хоть раз в жизни успешно разрекламируй себя.
– Виктора Николаевича нельзя оставлять без присмотра. Вдруг он тоже чаю запросит, – безжалостно кивнула я на пустые чашки ребят. – А к его пробуждению надо будет сварить чего-нибудь горячего. У вас сегодня выходной? Вы сможете это сделать? Или обеспечите ему сухомятку?
Борис неуверенно уставился на мою спортивную экипировку. Зато Сергея упоминание о домашней еде проняло:
– Да-да, Полина, покормите его хорошенько. Он почти двое суток питался сигаретным дымом.
– Но полковник ничего… – словно очнулся Борис.
– Вам необходимо поспать, иначе вы вряд ли сможете быть полезными Виктору Николаевичу, – сердито тявкнула я на несносного упрямца.
– Пошли, Боря. На кого еще оставлять мужчину, как не на домовитую хорошенькую соседку, – попытался улыбнуться Сергей.
– Если вы в чем-нибудь сомневаетесь, я могу принести паспорт, сводить вас к себе, – обиженно дожала я.
– Ладно, до четырнадцати ноль-ноль, – решился Борис.
Я умею ценить поддержку. Поэтому тронула Балкова за рукав и прошептала: «Спасибо, Сережа». «Чего там, лишь бы полковнику уход организовать», – громко и строго ответил Сергей. Да, характеры у них обоих могучие.
Прежде всего я отправилась к Измайлову. Он действительно спал, но это больше походило на забытье: кулаки сжаты, лицо насуплено. Потом вернулась в кухню и заглянула в холодильник. Отлично, этот человек на еде не экономил. Конечно, видно было, что он одинок: на полках преобладали консервы. Но и для приготовления нормального обеда провизии тоже хватало. Впрочем, насчет одиночества я вдруг засомневалась. Ему за сорок, это очевидно. Работа у него чумовая, он на ней днюет и ночует. Тогда почему его дом обставлен так модно и красиво? Ни единой лишней вещи, но та, что есть, отменного качества. Зачем ему музыкальный центр, подходящий для выпендривающегося в среде меломанов юноши? И чистота везде потрясающая. Так, сразу после обеда надо устроить в своем жилище генеральную уборку: шторы постирать, кафель отмыть… В общем, по сравнению с этим мужским обиталищем у меня – конюшня. Одна радость, что пока не авгиева. Нет, не похоже, что он обходится без подруги. Вон веничек из раскрашенных перьев – картины и книги обметать. Не то что мужчина, три четверти женщин на такой не раскошелятся, привыкнув к тряпке, если не перед кем хвастаться. Зато не откажутся получить в подарок. Хотела бы я взглянуть на даму сердца, которой полковник обустроил быт. Приуныв, я открыла тумбочку для обуви и не обнаружила тапочек маленького размере. А единственная зубная щетка в ванной вернула меня с пути, ведущего к депрессии. В сущности, пусть сюда хоть топ-модель заявится. Я всего лишь сердобольная соседка, платящая добром за добро.