И приведут дороги
Шрифт:
– Что им нужно? – вдогонку спросила я.
Остановившись, он обернулся и покачал головой:
– Слишком много вопросов, на которые у меня нет ответов.
Я вдруг поймала себя на мысли, что он смотрит на меня как-то иначе, так, как не смотрел до этого. Словно раздумывает о чем-то.
– О чем ты думаешь? – не преминула спросить я.
– Ты плакала, – проговорил он невпопад. – У тебя глаза красные.
– Это от пыли, – пробормотала я. – В повозке это сено… и подушки.
– Хорошо, коли так, – заключил он и добавил: – Держись рядом с Добронегой. Ко
С этими словами он ушел, хотя до этого вдалбливал, что я не должна оставаться вдали от стоянки одна.
Я посмотрела в его удаляющуюся спину, вдохнула, выдохнула и пообещала себе не сердиться. Все равно от этого толку чуть.
В лагере уже разложили костер. Вадим на этот раз справился сам. Подойдя ближе и протянув к огню озябшие руки, я вдруг осознала, что на стоянке царит мрачное молчание. Более того, часть воинов смотрела на меня так, будто я была в чем-то виновата. Я растерянно обернулась к Добронеге. Та похлопала по бревну рядом с собой:
– Садись!
Ее голос тоже прозвучал недовольно. Я села. Открыла было рот, чтобы спросить, в чем дело, но прикусила язык, потому что момент был явно неподходящий. Злата тоже смотрела на меня так, будто я совершила что-то плохое. И только когда у костра появился Альгидрас, я поняла, что дело не во мне, а в нем. А на меня так смотрят, потому что я с ним разговаривала. Воины молчали хмуро и настороженно. Альгидрас явно видел эту настороженность, но ничего не предпринимал. Он присел на корточки у костра, по другую сторону от остальных воинов. Это, как ничто, показывало, что в отряде зреет конфликт.
Альгидрас вытянул руки к огню, грея озябшие пальцы, а я смотрела на пламя, и мне все казалось, что оно сейчас начнет ласкаться к его рукам, как игривый щенок. Я помотала головой, отгоняя бредовые мысли, а когда вновь посмотрела на огонь, пламя горело совершенно обычно и Альгидрас выглядел простым замерзшим путником.
– Что ты им сказал? – наконец нарушил молчание Бран.
Хванец поднял на него взгляд и на этот раз не стал прикидываться, что не понимает, о чем речь.
– Я сказал, что здесь нет того, что они ищут, – медленно проговорил он, чеканя каждое слово.
– Что они ищут и кто они? – спросил Бран, и все воины уставились на Альгидраса как на предателя.
– Они ищут старые свитки, – все так же медленно произнес Альгидрас. И снова его акцент усилился, как бывало в минуты сильного напряжения.
– Какие свитки? – не отставал Бран.
– Я не знаю, – проговорил Альгидрас.
– Тогда отчего ты сказал, что свитков нет, коль не знаешь?
– Думаю, воевода сказал бы мне о свитках, коли они бы были.
– Ты не побратим боле! – отрезал Бран.
В этой фразе мне послышалась неприкрытая угроза. А вдруг Бран решит, что всем будет лучше, если бывший воеводин побратим упокоится в этом лесочке? Интересно, кто-нибудь заступится? Я перевела взгляд с безмятежного лица Альгидраса на воинов. Никто из них явно не собирался вставать на защиту хванца. Я с надеждой посмотрела на Горислава, но тот хмуро глядел в землю, рассеянно крутя в пальцах кинжал. Вадим, с которым Альгидрас,
– На каком языке они говорили? – нарушил затянувшуюся паузу Бран, и мое сердце замерло.
После некоторой заминки Альгидрас произнес:
– На северном.
– На каком «северном»? – допытывался Бран. Взгляд у него был цепкий и нехороший.
– Да кварский это! – сплюнул один из воинов княжича и отвернулся в сторону, чтобы не встречаться с тяжелым взглядом Брана.
– На этом языке говорят в Савойском монастыре, – произнес Альгидрас. – Он вправду кварский.
Среди воинов произошло какое-то движение. Я отметила, что еще у пары человек появились в руках ножи.
– Откуда ты знаешь этот язык? – спросил Горислав. Его взгляд тоже не предвещал ничего хорошего. Куда только подевалась его обычная веселость?
– Я учился там, – пояснил Альгидрас. – Младшего сына старосты отдают в учение в монастырь. Я встретил там восемь весен.
– Ты знаешь этих людей? – спросил Бран.
Альгидрас наморщил лоб, словно пытался вспомнить.
– Одного или двоих в лицо, – сказал он. – Имена – нет.
– Откуда ты знаешь, что они вправду ищут свитки?
По лицу Брана было видно: он уже назначил Альгидраса виноватым в этом происшествии, что, очевидно, сильно уменьшало шансы хванца доехать до Каменицы. Я обхватила себя за плечи, почувствовав озноб. Проверять, действительно ли хванская Святыня хранит того, кто ей служит, или это только сказки, очень не хотелось.
Альгидрас ровно произнес:
– Они спрашивали о свитках. К тому же я знаю того, кому они служат. Он… вправду собирает старые предания.
А ведь Альгидраса неделю не было в Свири. Мог ли он встречаться с кем-то из этих людей? Вполне…
– Откуда нам знать, что ты с ними не заодно? – озвучил Горислав общую мысль.
– Знать вы не можете, – безропотно согласился Альгидрас, протягивая руки еще ближе к огню, и на этот раз я могла поклясться, что пламя лизнуло его ладонь. Впрочем, хванец даже не поморщился, как будто это ему совершенно не причинило боли. Интересно, заметил ли это кто-нибудь еще?
– Назови причину, по которой мы не должны отрубить тебе голову прямо здесь, – спокойно сказал Горислав.
Бран бросил на него взгляд и открыл было рот, вероятно, чтобы одернуть, но в последний момент смолчал. И это было хуже всего. Альгидрас пожал плечами, и я внезапно почувствовала то, от чего уже отвыкла, – волну эмоций: сильных, жгучих, окрашенных в чужие цвета. В эту секунду он очень сильно злился. И злость была схожа с той, которая затапливала его душу во время нашего разговора об Алваре. А еще в Альгидрасе сейчас совсем не было страха. Зато было страшно мне, потому что я вдруг подумала, что если он прав относительно возможностей Святыни, то попытка его убить обернется неминуемой гибелью тех, кто ее предпримет. Я оглядела воинов и до боли сцепила пальцы. Я не желала им смерти, никому из них.