И проиграли бой
Шрифт:
— Так-то оно так, но для старика это может плохо кончиться. Мало ли, всякие осложнения. Ведь лет-то ему немало… Не ерзайте, Джим, я уже заканчиваю… Может, лучше так сделать: скажем, что берем с собой, а как начнем с постели поднимать, он сам откаже тся. Ведь у него лишь самолюбие уязвлено. Как же: все внимание сейчас Джою. — Док похлопал по перевязанной руке. Ну вот и все, Джим. Полегчало?
Джим осторожно подвигал плечом.
— Еще бы. Конечно, полегчало.
— Слушай, а что бы тебе проведать старика, а Джим? Поешь и иди. Ведь он и твой знакомец.
— Ладно,
— Он чуток не в себе, — предупредил Бертон. — Волновать его не следует. Он и без того перевозбужден.
Джим кивнул.
— Понял, буду лишь кивать да поддакивать, — он поднялся. — Ну, сейчас почти и не болит.
— Поешь каши, — предложил Мак. — Хоронить мы пойдем к полудню, как и собирались, если удастся, все движение в городке остановим.
Доктор хмыкнул.
— Так-то вы печетесь о людях! Сколько же в вас злобы! Будь я вожаком ваших врагов, выследил бы вас и пристрелил!
— Думаю, они именно так и поступят в один прекрасный день, ответил Мак. — Они уж по- всякому пробовали со мной разделаться.
Друг за другом вышли из палатки. Серой дымкой висела изморось дождь все не унимался, — словно кисеей окутывая сад. Джим оглядел ряды замызганных палаток, проходы меж ними — грязное месиво, взбитое сотнями ног: люди беспрестанно сновали взад и вперед — н е найти сухого пятачка, чтобы присесть. В конце каждого палаточного ряда около уборных выстроились очереди.
Бертон и Мак с Джимом направились к кухне. Из труб валил голубой дым, видно, топили сырыми дровами. На плитах стояли прачечные чаны, и в них булькала каша. Повара размешивали ее длинными палками. Холодные дождевые капли скатывались Джиму за шиворот. Он плотнее запахнул куртку и застегнул все пуговицы.
— Помыться бы неплохо, — вздохнул он.
— Мокрой губкой оботрешься — и хватит с тебя. Большего предложить не могу. Держи, я твой котелок прихватил.
Они встали в очередь у плиты. Повара едва успевали наполнять протянутые посудины. Джим подцепил на палочку, служившую ложкой, каши и подул, остужая.
— Вполне съедобно, — похвалил он. — Я сейчас голодный как волк.
— Неудивительно. Вон, Лондон помост осматривает. Пойдем-ка и мы! и они зашагали по грязи, стараясь не попадать в чужие следы. За кухонными плитами высился помост метра в полтора высотой, сколоченный из штакетин и досок из дренажных штолен. Лондон прибивал перила.
— Привет! — кивнул он. — Ну, как позавтракали?
— Да сегодня хоть из грязи блины пеки, все одно съедим за милую душу, — ответил Мак. — Больше ничего у нас не осталось?
— Ни крошечки. Все до крупинки сварили.
— Может, Дику хоть сегодня удача улыбнется, — с надеждой сказал Джим. — Мак, отпустил бы ты меня, глядишь, я б чего и раздобыл. Все равно без дела сижу.
— Оставайся здесь, — бросил Мак и пояснил Лондону: — Этого парня уже взяли на заметку. Дважды чуть не сцапали, а он — на тебе! — хочет в одиночку в городе объявиться.
— Не валяй дурака. Мы тебя на грузовик посадим, рядом с гробом. Куда тебе с больной рукой? Поедешь на грузовике, — решил
— И не подумаю! — взъерепенился Джим.
Лондон лишь зыркнул на него.
— Ты, парень, со мной не очень-то своевольничай. Главный здесь я! Придет твой черед, буду твои команды слушать. А пока командую я.
В глазах у Джима мелькнули бунтарские искорки. Он бросил взгляд на Мака, тот выжидающе улыбался.
— Что ж, будь по-твоему! Подчиняюсь.
— И для тебя, Джим, есть дело, — сказал Мак, — если ты, Лондон, конечно, не против. Пусть Джим повертится меж ребят, потолкует с ними, прикинет, как они настроены. Нам нужно знать, на что рассчитывать в забастовке. По-моему, ребята Джиму доверятся.
— Так что ж ты хочешь узнать? — не понял Лондон.
— Как ребята относятся к забастовке теперь.
— Не возражаю, — согласился Лондон.
Мак повернулся к Джиму.
— Сходи, проведай старого Дана и начинай с ребятами говорить. Где кучка соберется, туда и иди. Никаких идей им не толкай. Кивай да поддакивай, а сам на ус мотай, как они настроены. Справишься, Джим?
— Справлюсь. А куда старого Дана упрятали?
— Значит, так. Во втором ряду видишь палатку, что посвежее других? Доктор там больницу устроил. Скорее всего. Дана там отыщешь.
— Что ж, пошел. — Джим соскреб остатки каши деревянной лопаточкой и отправил в рот. Зачерпнул на ходу воды в бочке, ополоснул котелок и, проходя мимо своей крошечной палатки, забросил его туда. В палатке послышался шорох. Джим опустился на колени и впол з в палатку. Там он увидел Лизу — она, видно, кормила младенца, но сразу же прикрыла грудь.
— Привет.
Лиза покраснела и прошептала:
— Привет.
— Я думал, ты в больничной палатке ночуешь.
— Там мужчины.
— Не промокла ночью-то у нас?
Лиза еще плотнее прикрыла грудь, спустив одеяло с плеч.
— Нет, у вас не протекает.
— Чего ты боишься? Не обижу. Ведь однажды даже помог тебе вместе с Маком.
— Я помню. Поэтому и боюсь.
— Что-то не пойму я тебя.
Она опустила голову, уткнув нос в одеяло.
— Ты же меня видел, ну, без всего, — едва слышно проронила она.
Джим засмеялся было, но быстро осекся.
— Ну и что же? Ничего в этом стыдного нет. Просто нужно было тебе помочь.
— Понимаю, — на миг она взглянула на Джима. Только мне все равно не по себе.
— Выбрось ты это из головы! Как малыш?
— Хорошо.
— Кормить не тяжело?
— Ничуть, — Лиза покраснела и пробормотала. — Мне нравится кормить грудью.
— Что ж удивительного!
— Мне нравится, приятно так. — Она опустила голову. — И с чего это Я тебе все рассказываю?
— Почему б и не рассказать?
— Не знаю, не нужно, наверное… неприлично, а? Никому не говори, ладно?
— Само собой, — Джим отвернулся, посмотрел за низкий полог. Мало-помалу дымка рассеивалась. С полога ниткой прозрачных бус свисали крупные капли. Джим намеренно не переводил взгляда, он чувствовал, что Лизе хочется взглянуть ему в лицо, но пока не удает ся.