И расцветает любовь
Шрифт:
Духовное чтение во многом повлияло и на саму Ангелину. Сердце ее смягчилось, отпустив обиду на Альберта, ум просветлел, появился небывалый прилив сил.
В один из дней, столкнувшись в супермаркете с Кирой, Ангелина вдруг почувствовала, что совсем не держит на нее зла, хотя соседка продолжала распускать о ней различные сплетни и настраивать против нее коллег.
Кира стояла в кондитерском отделе. Чуть помешкав, Ангелина уверенным шагом направилась к ней.
— Я уже давно заприметила эти пирожные, — с улыбкой произнесла она, кивнув на коробочку, которую
— Д-да, — запинаясь, ответила ее коллега. Вид у нее был растерянный.
— Тогда я тоже их возьму. Подождешь?
Так они вместе добрались домой, разговаривая, как хорошие знакомые. Кира смущалась, но всячески пыталась это скрыть. Ангелина время от времени ловила на себе ее недоуменные взгляды, но неприятной темы не затрагивала. На этот раз Кира, хоть и неохотно, но все же приняла предложение выпить по чашечке чая. Они мило побеседовали о незначительных вещах, об искусстве, работе, и тепло расстались.
Окружающие, а в особенности Эля, не могли скрыть своего удивления, и то и дело восклицали:
— Она про тебя такие гадости говорит, а ты ее на чай приглашаешь!
Но Ангелина лишь пожимала плечами и не поддерживала разговоров на эту тему.
Так дни сменяли друг друга. Она постоянно навещала Германа в больнице, и каждый раз ловила на себе сочувственные взгляды врачей и медсестер. Иногда ей казалось, будто она слышит их мысли, и все они как один твердят: пора его отпустить.
Но не могла она отпустить Германа. Не могла и не хотела. Хотя бы потому, что он был на редкость хорошим человеком, а хороших людей всегда тяжело отпустить в мир иной.
«Ты еще нужен здесь. Пожалуйста, останься», — шептала она всякий раз, выходя из палаты.
Но Герман не приходил в себя. Он лежал неподвижно, лицо его оставалось спокойным и даже каким-то безмятежным. Глаза были плотно закрыты. Казалось, он крепко спит и вот-вот проснется. Некоторое время Ангелина просто заходила в палату, садилась рядом с кроватью и задумчиво молчала. Но с каждым днем было все сложнее сдержать эмоции, чувства в душе бушевали самые разнообразные: жалость переходила в сострадание, а сострадание в духовную привязанность и обратно.
Порою она и сама не понимала, почему решила все свободное время посвятить этому человеку. У нее была прекрасная возможность спеть в мюзикле, но тогда она не смогла бы навещать Германа. И неожиданно для себя Ангелина отказалась от предложения, которого долго ждала. Сердечная привязанность к другу вдруг перевесила стремление к карьерным высотам. Она глядела на его безучастное лицо и понимала: главное — не деньги и не работа, а сама жизнь. Человеку, находящемуся в тяжелом состоянии, уже ничего не нужно, кроме надежды на жизнь и поддержку близких.
Ангелина вдруг подумала, что, окажись она на месте Германа, не нашлось бы ни одного человека, который пришел бы ее навестить… Разве что только родители, которые любят ее такой, какая она есть. Все, что сейчас связывало ее с окружающими людьми, была работа и творческие устремления. Она не смогла бы выделить
Что-то шло не так. Ангелина поняла это только тогда, когда Герман перестал к ней приходить. Узнав, что он оказался в беде, она внезапно изменила свой привычный ритм жизни, в одночасье поменяла свое отношение к жизни. Почему так получилось? Что на нее повлияло?
Прислушавшись к самой себе, Ангелина поняла, что постепенно стала чувствовать к Герману нечто большее, чем дружеское участие. Чем лучше она узнавала этого человека, тем сильнее ее душа тянулась к нему.
Ей не хватало интересных бесед, которые они вели, душевного тепла, исходившего от доброго друга. Было невыносимо видеть, как неподвижно он лежит в палате, как где-то там, наверху, решается его судьба. Воспоминания нахлынули еще сильнее, когда она, наконец, решилась войти в его комнату.
Это случилось накануне праздника. Вера Петровна, мать Германа, позвала ее в гости, ибо одиночество женщины стало совсем невыносимым, ведь многие знакомые отвернулись от нее после случившегося.
— Ты сможешь приехать ко мне, деточка? — спрашивала она по телефону. — Немного посидим, а потом я снова поеду к Герману.
Врачи не видели смысла в таких частых поездках, но женщина хотела быть ближе к сыну, и ничто не могло ее остановить. Хотя доктор прямо говорил ей: «Что вы тут сидите? Все, вашего сына больше нет. Идите домой». Но она верила в чудо, приезжала каждый день, сидела и ждала, украдкой вытирая слезы.
Ангелина не смогла отказать женщине в просьбе:
— Конечно, Вера Петровна, я приеду.
И после репетиции она поспешила к знакомому дому. Мать Германа как раз заварила мятный чай и достала к ее приходу большой запашистый пирог с яблоками. Они немного поговорили, затем полистали фотоальбом. Теплая беседа и вкусный ужин немного успокоили Ангелину после насыщенного дня.
Перед уходом в больницу Вера Петровна сказала:
— Ты не представляешь, как меня поддерживает то, что ты приходишь к Герману. Почему-то сейчас, когда случилась такая беда, все от него отвернулись, многие уже поставили на нем крест. Только я не хочу хоронить своего сына. Вся надежда только на милосердие Господа. Каждый день и каждую ночь я слезно молю Его о выздоровлении сына.
Ангелина ничего не ответила, только положила руку ей на плечо. Никакие слова не могли утешить эту несчастную женщину.
— Если хочешь, оставайся здесь. Время позднее, на улице гололед и суматоха, мне не хочется отпускать тебя в такую метель.
Ангелина кивнула.
— Я постелила новое белье в комнате Германа. Можешь переночевать там, — великодушно предложила она, но тут же спохватилась, заметив волнение на лице Ангелины. — Но если не хочешь, оставайся в моей комнате.
— Пожалуй, я переночую в его спальне, — чуть подумав, ответила Ангелина.