И развеется пеплом сердце мое
Шрифт:
Галя перевела дыхание.
– Я не знаю, зачем я тебе это говорю. Я не знаю, поймешь ли ты меня...
Она была права. Гриша не понимал. Он не мог понять, почему эти две женщины смешивают иллюзию и реальность, кино и жизнь. Где-то в мыслях его маячила Злата и сумасшедшая ночь, проведенная с нею. Злата стала его реальностью, она и была его жизнь, а Чаяна - лишь иллюзия, придуманная сценаристами и слишком романтичными поклонниками. Как они не понимали этого?
– Мне трудно понять это, Валя, ты права..., - ответил он после небольшой
– Я люблю Злату... А Чаяна, она просто моя партнерша по фильму и мой друг... Ну, то есть, была другом...
Валя закрыла лицо руками и замотала головой.
– Ты видел ее глаза, Гриша?
– спросила она. - Ты помнишь эти задорные искорки в них? Где они, Гриша? Их больше нет... А есть только слезы и боль...
Она замолчала. Потом, подняла на него умоляющий взгляд.
– Уезжай, Гришенька! Уезжай сынок! И пусть у тебя все сложится хорошо. Только уезжай, чтобы она больше никогда тебя не видела! Никогда больше не видела!
– Она опять закрыла лицо руками и заплакала.
Грише ничего не оставалось, как исполнить ее просьбу. Он оставил букет на скамейке и ретировался.
Выйдя на воздух, Гриша почувствовал облегчение. Словно ноша свалилась с его плеч, и на этой истории спокойно можно было поставить большую жирную точку. "С Чаянкой все будет хорошо", - думал он, "Успокоится, подрастет и найдет себе хорошего парня, тем более, что для нее - это вообще не проблема", - говорил он себе.
Ну всё!
– произнес он вслух. Выдохнул. Он улыбнулся и зашагал прочь. Впереди его ждала Злата, Вена и новая жизнь.
Часть II
1.
Он не помнил, как очутился дома. Оказалось, что его - бездыханного, приволок товарищ с паба, узнав адрес по водительскому удостоверению. Он проснулся на кровати, с дикой головной болью. Еле встав, он побрел в кухню утолить дикую жажду. По выражению лица Златы, он понял, что ее терпение иссякло и разговаривать она с ним не собирается. Да, и ему не хотелось говорить. Он опять заперся в своей любимой ванной комнате, где предался воспоминаниям о вчерашнем вечере.
Он отмокал под теплым душем, и перед его глазами стоял образ блистательно-прекрасной Чаяны в окружении цветов и бриллиантовых бликов. Он вспоминал ветер, дувший ей в лицо, развевая длинные пышные волосы, ее чувственные зовущие губы, прямой нос, и изумительные по красоте своей глаза, глубокого аквамаринного цвета, в обрамлении длинных ресниц. Она маняще улыбалась, а камера скользила вокруг нее, то высвечивая вздымающуюся полную грудь, то подчеркивая линию округлых бедер, вдруг обнажая кокетливо выставленную стройную ножку. Она, воистину, была божественна. Убийственно красива... Грише хотелось умереть. Боль в его груди не стихала, лишь увеличивалась. Он знал, что болен ею. И вряд ли уже излечится.
В своих воспоминаниях, он часто возвращался в свое прошлое. Прошлое, где была Чаяна. Когда-то, она покорно склонила перед ним голову, предлагая свое тело, свое сердце,
"Бумеранг", - подумал он про себя.
Он вышел из ванной, ничего не говоря жене. Она варила кашу детям, а те, в свою очередь, верещали на кухне, играясь между собой. Злата была зла, но сдерживала себя, но Гриша знал, что стоило ему "поднести спичку" и она вспыхнет. Он так и сделал.
– Ну, поругай хоть меня, что ли... Снежная Королева!
– сказал он.
– Что?
– спросила она.
– Как ты меня назвал?!
Гриша ухмыльнулся. Он безучастно посмотрел на жену.
– Не смей, слышишь, не смей меня так называть!
– проговорила она сквозь зубы.
– А... Ты тоже помнишь...
– ответил он с сарказмом.
– Что я помню? Что, черт возьми, я должна помнить?
– спросила она раздраженно.
– Ты тоже помнишь тот вечер, когда она назвала тебя так. Тот вечер, когда мы вместе дружно "убили" ее, растоптав в грязи.
Злата сверкнула глазами.
– Послушай Шахов! Мне совершенно наплевать на твои грезы по этой "звезде", мне наплевать, где она, как она, и что она делает. Она живет в своем мире, а мы в своем! Я не тянула тебя насильно жениться на мне, но мы женаты! Я с утра до вечера вожусь с твоими детьми, пока ты кое-как работаешь, а потом в стельку напиваешься в пабах, мечтая о своей неудавшейся любви! Мне уже осточертела ее смазливая рожа в журналах и по телевизору, а твои сопли по ней, вообще уже поперек горла встали. Ты знаешь, я из терпеливых. Но всему приходит конец. Или ты вернешься в реальность к своей семье и детям, или..., - она запнулась.
– Что "или"?
– спросил он.
Гриша внимательно посмотрел на жену. На ее уставшее лицо, на пробивающиеся морщинки вокруг глаз, на ее дрожащий от возмущения рот, на ее глаза, источающие холод... Холод... Когда он был безумно влюблен в это лицо, он считал ее самой красивой и умной девушкой на свете. Сдержанность и немногословность Златы привлекали его, она была подобна античной статуе, против вулканической, но наивной экспрессии Чаяны.
Сейчас, глядя на нее, он спрашивал себя, а любит ли он ее все еще? Но сердце молчало. Просто молчало, не говоря ни "да", ни "нет".
– Я ушел на работу- подавлено произнес Григорий.
Злата смотрела ему вслед и молчала. Из ее глаз хлынули слезы, но она быстро смахнула их ладонью. Она закрыла глаза и глубоко вздохнула. Через пять секунд, вновь открыв их, она вернулась к своим обычным хлопотам по детям.
* * * *
Гриша, в расстроенных чувствах, поспешил выти из дома. Он сел в машину и рванул, что есть силы. Он выехал за пределы города и поехал по крупной автомагистрали к немецкой границе. На его счастье, нигде не было дорожных патрулей. Он летел по автобану и думал лишь о ней. Ему хотелось вот так, без остановки доехать до самой Москвы, хотелось найти Чаяну, обнять ее и никогда, никогда не отпускать.