И смех, и грех, и обученье
Шрифт:
Платон чуть не опоздал к ужину. Ел последним, высматривая знакомую юную раздатчицу. Но её на работе уже не было. Было слишком поздно.
Вернувшись в гостиницу, он решил, наконец, заняться утренними хохотушками.
Платон Кочет имел тот прекрасный возраст, про который можно сказать, что из юношества он вышел, а до зрелости ещё не дошёл.
Это был серо-голубоглазый, светлолицый брюнет – мужчина в самом соку и в полном расцвете сил.
Высокого, теперь бы сказали выше среднего, роста, нормального и даже, если судить по науке – показателю
На щеках его ещё сохранились нечёткие следы некогда бывшего детского румянца. Чёрные, кудрявые волосы обрамляли идеально, по европейским меркам, сложенную голову.
Иногда, как небо глаза, ярко-красные, слегка припухлые губы придавали его облику неподражаемое состояние привлекательности.
Он имел несколько длинноватые конечности, в чём нельзя было упрекнуть его стандартное мужское достоинство. Однако это компенсировалось неуёмным желанием ублажать слабый пол и заметной способностью к оному.
Платон был умён и даже остроумен. А его аналитический и философский склад ума позволял с честью выходить из трудных и даже самых щекотливых положений, в которые он то и дело попадал в силу своего необузданного темперамента, изощрённой выдумки и неиссякаемой энергии.
Он мог заболтать и зафилософствовать практически любого человека.
И даже самую болтливую женщину мог довести своими софистическими рассуждениями до экстаза, умопомрачения или истерики.
Одним словом, в возрасте сорока лет, – по прошествии семи лет от известного возраста Иисуса Христа, когда уже и седина в голову, и бес в ребро, – Платон Кочет всё больше соответствовал своему имени, и всё ещё, хотя уже и в немного меньшей степени, своей фамилии.
Бездеятельность убивает человека, будь он стар или млад! – подумал Платон.
Поэтому он решил, что вечер надо провести активно, весело, с пользой для души и тела. Не следует упускать шанса. Пусть будет, что будет.
Он не хотел изменять Ксении, но его нутро противилось этому и толкало на подвиги.
В конце концов, – дал себе отступную, не верящий в Бога, Платон, – пусть всё решит Господь! Повезёт, так повезёт!? А нет, так нет! Сохраню верность подруге, хотя это и не обязательно. Ведь не жена же она ещё!? На всё воля Божья!
С таким решительным настроем Платон вошёл в холл на своём этаже гостиницы. Там уже вокруг телевизора, на некотором удалении от него, общалась компания знакомых молодых людей.
Среди них Платон сразу заметил своих девушек. Они слегка кокетничали с молодыми мужчинами, но дальше пустой, ни к чему не обязывающей, болтовни дело не шло.
Увидев Платона, они оживились, что-то сказали друг дружке на ушко и засмеялись. Платон улыбнулся им в ответ и спросил:
– «Ну, что, хохотушки, Машину кофточку почистили?».
– «Да! Отчистили!» – радостно ответила Оксана.
При этом она ухватилась за новую Машину блузку, слегка приподнимая её край и немного обнажая тело подруги. Та,
– «Да! Еле отодрали! Могли бы и помочь, между прочим!».
Платон чутко уловил игривый и задиристый тон девушек, ответив им:
– «А я, как правило, сам деру! Никого не подпускаю! Люблю я очень это занятие! Но втроём конечно веселей! Так, что я весь к вашим услугам!».
С этими словами Платон подошёл к девушкам почти вплотную.
Нагло и влюблённо глядя в их сияющие нежной радостью глаза, он обнял их за талии, дефилируя мимо ошалевше наблюдавших за этой картиной, разинувших рты, мужчин, прямо по коридору к своему номеру.
Но они, не дойдя до номера Платона, вдруг остановились и представились ему:
– «Оксана! Аспирантка мединститута!».
– «Мария! Почти тоже…, но по другой части!».
Платон также представился, что вызвало у подруг оживление:
– «Какое у Вас философское имя!» – восторгалась Оксана.
– «А мы думали: Дон Педро!» – вторила ей смелая Маша.
– «А почему Дон?» – Платон не успел закончить вопрос, как она перебила его и быстро ответила:
– «Жуан! А Педро… потом скажу!».
Такое продолжение разговора не ошеломило Платона и он, с присущей ему въедливостью, заметил:
– «Для Дона у меня не тот цвет кожи. Загара нет!».
– «А мы ещё не видели!» – не унималась настырная Маша.
– «Ой! Я предлагаю пойти в душ! Там, внизу, открыто сейчас, и народу никого нет. Я видела!» – наивно, как показалось Платону, добавила Оксана.
– «Отлично! пошли! Только зайду за принадлежностями!» – подхватил Платон.
– «А мы не боимся! Мы проверенные!» – вновь схохмила Маша.
– «Да он про полотенце!» – уточнила справедливая Оксана.
Со смехом все трое разошлись по номерам за своими вещами.
Платон взял их и, подходя к двери, подумал, что девушки весьма смелы и остроумны. В общем, что надо!
Оксана была не коротко стриженой белокожей блондинкой с вьющимися волосами и крупноватыми голубыми глазами. Её средний для женщины рост, в меру упитанное, но стройное тело, со слегка полноватыми, красивыми, нормальной длины ногами, были весьма привлекательны для любых мужчин.
Мария, в противоположность ей, была тёмно-кареглазой, высокой, весьма стройной брюнеткой с тёмно-каштановыми, до плеч, волнистыми волосами, со слегка высоким интеллектуальным лбом. Глаза её были обычного размера, но отличались необыкновенным блеском перезревших маслин.