И снова в бой
Шрифт:
– Я бы хотел поехать в СССР, - сказал нам как-то Ариас после месячного пребывания в лагере.
– Как ты можешь говорить об этом, когда никто, понимаешь, абсолютно никто не заботится о нас?
– А я все-таки поеду в СССР.
Может, он знал больше, чем мы? Нет, конечно, нет! Просто Ариас лучше многих разбирался в политике и, как коммунист, был более закален жизнью. А ведь некоторые из нас часто падали духом и уже теряли всякую надежду выбраться из лагеря. Больше всех волновался Фернандо, и для этого у него были причины. В свои двадцать
– Послушай, Фернандо, если ты и дальше так будешь маяться, - сказал я ему однажды, - то очень скоро нам придется похоронить тебя здесь, на берегу моря.
– А что мне, по-твоему, делать?
– отвечал он.
– Нужно придумать какой-нибудь действенный план. Например, давай проберемся в женский лагерь и поспрашиваем, поговорим... Может, что и узнаем...
– Давай, давай! Этой же ночью и пойдем. Ты пойдешь со мной?
– Да, конечно.
– А если нас подстрелят?
– По-моему, это лучше, чем жить, как мы.
Той же ночью, в кромешной тьме, мы проделали лаз в колючей проволоке и без шума выползли наружу. Однако нас остановили тяжелые шаги по песку. Кровь застучала в висках. Шаги раздались совсем близко и удалились. Мы ползком добрались до ограждения женского лагеря. Его охраняли менее усиленно, чем наш. Колючая проволока здесь была реже, и мы сравнительно легко проникли в лагерь.
Осторожно, за плечи, разбудили женщин.
– Не знаете, где здесь находится женщина с маленьким ребенком? Ее зовут Рамона. У нее черные волосы, одета во все черное.
– Как ее фамилия?
– Льянес!
– Нет, не знаем!
Мы стали расспрашивать одну женщину за другой и в ответ слышали одно и то же: "Нет, не знаем". Мы почти потеряли надежду. Казалось, не осталось в лагере места, где бы мы ни побывали. Случайно под рваным пологом услышали голоса женщин. Они говорили на каталонском диалекте. Рамона ведь из Каталонии!
– Вы не знаете что-нибудь о Рамоне?..
– С маленьким ребенком?
– Да! Да!
– Он родился у нее прямо в горах, в Пиренеях?
– Да, да!
– сказал Фернандо, и в глазах его засветилась надежда.
– Знаете... Бедная женщина ждала, ждала, и наконец решила, что она больше не может так жить. Она выехала вчера в Испанию с группой репатриировавшихся женщин.
– А может, она еще в лагере?..
– Нет, мы видели, как она садилась в грузовик.
Фернандо, потрясенный этой новостью, опустился на песок и так побледнел, что казалось, он вот-вот потеряет сознание.
– Послушай, теперь все равно ничем не поможешь. Давай возвращаться в лагерь, - сказал я и положил ему руку на плечо, чтобы хоть немного его успокоить.
– Я не пойду в лагерь, - ответил он будто в полусне.
– Уж не надумал ли ты вернуться в Испанию?
– В Испанию? Нет!
– Тогда что же ты думаешь делать?
– Я отправлюсь в Латинскую Америку!
– Ты что?
– Нет, но я отправлюсь в Америку.
– Скажи мне, по крайней мере, как ты думаешь это сделать? Может, я тоже отправлюсь с тобой...
– Сначала надо пробраться в Марсель, а там посмотрим.
– В голосе Фернандо слышалось столько уверенности, что мне его идея показалась и впрямь заманчивой.
– И все же давай подумаем. Ведь только мы отсюда тронемся, как нас сразу же схватят. Кругом полно жандармов и переодетых агентов полиции. И уж тогда нас наверняка определят в более ужасное место, чем этот лагерь.
– Ну и что? Я опять убегу и в конце концов попаду в Америку. А уж оттуда свяжусь с Рамоной. Решено! Ты идешь?
– Да, дружище, да!
– согласился я, чтобы как-то успокоить его.
Мы подлезли под проволоку и тронулись в путь. Шли полями, огородами, рощами. Днем отдыхали, а по ночам шли. Крестьяне жалели нас и снабжали едой. Иногда нас подвозили на грузовиках, и тогда водители прятали нас в кузове.
Когда мы прибыли в Марсель, шофер принес нам бутылку вина, немного хлеба, креветок и пригласил перекусить в кабине его грузовика, а сам ушел на разведку в порт. Вскоре он вернулся.
– Знаете, - сказал он, - печальные новости. Пройти почти невозможно, повсюду жандармы. У всех, кто направляется в порт, спрашивают документы. Идти туда опасно, тем более если не знаешь французского языка...
– Много кораблей в порту?
– Много!
– А каких стран?
– Итальянские, японские, мексиканские, есть один из Аргентины...
– Аргентинский... А где он пришвартован? Нам-то он и нужен!
– Далеко, почти в конце причала. Туда добраться ой-ой-ой!
– Тогда попробуем на мексиканский. Попытаемся проскочить на корабль, когда стемнеет, до того как зажгутся фонари. Осторожно подберемся к нему как можно ближе, а потом бегом - и мы на корабле!
– развернул свой план Фернандо.
– Ты уверен, что это - самый лучший способ?
– Да, а другого в нашем положении нет. В таком виде, как мы сейчас грязные, оборванные, давно не бритые, - только и попадаться в лапы жандармам!
Почти весь день мы провели, спрятавшись среди бочек, в каких-нибудь двухстах метрах от корабля. Мы видели, как по его трапу спускались и поднимались моряки, как развевался флаг на корме, как жандармы внимательно осматривали всякого, кто появлялся на причале. Рабочий люд не обращал на нас никакого внимания. Несколько маленьких оборвышей что-то искали среди тюков и ящиков с товарами. Натолкнувшись на нас, они чему-то рассмеялись и продолжали заниматься своим делом.
– У нас нет другого выхода. Мы уже около месяца кормим вшей и голодаем в лагере, - как бы убеждая себя в правильности принятого решения, повторял Фернандо.
– Ты прав, - говорил я ему, - у нас нет выбора. Это как жребий, когда не знаешь, что выпадет - орел или решка!