И СТАЛИ ОНИ ЖИТЬ–ПОЖИВАТЬ

Багдерина Светлана Анатольевна

 Молчание было ему ответом.

 Но он и не ждал другого.

 - Думаете, — со злорадной уверенностью подтвердил он и заскрипел зубами. — Ну, так вот. Сегодня ночью я сам, один — вы слышите, один! — я не хочу, чтобы еще какой–нибудь безмозглый умник из вас стал подстраивать мне тут козью морду!.. Сегодня ночью я останусь один на кухне и пробуду там до самого утра. После же этого каждый, кто при мне хоть еще один раз заикнется о демонах, призраках, домовых или кикиморах болотных, отправится к царю в гвардию. А ты, самый умный, молись каким угодно богам, чтобы завтра для тебя не наступило никогда. Ибо послезавтра ты не увидишь. Все! За работу!

Бегом! Пошли прочь, быдло! Быстрее, быстрей, быстрей!..

 У дверей, бесстрастно наблюдая разворачивающуюся перед ним сцену, уже стоял умрун, посланец царя Костея.

 

 

 

 Как ни рано встала Серафима, как ни быстро произвела свой так называемые «утренний туалет», который у нормальных цариц занял бы, как минимум, часа на два больше, к докладу генерала Кукуя она опоздала.

 Когда она вошла в трапезную, он уже собирался уходить.

 Идея родилась налету.

 - Доброе утро, ваше превосходительство, — просияла она. — И вам, ваше величество, долгих лет жизни, — кивнула она Костею.

 - З–зд–драв–вствуйте, ваше величество, — оба, как заранее отрепетировав, прозаикались они.

 - Генерал, рала вас снова здесь у нас видеть. Где вы так долго пропадали?

 - Я… Меня призывали дела службы, — склонил голову Кукуй.

 - Ах, как это, наверное, романтично — быть военным, командовать солдатами, придумывать планы сражений!..

 - Придумываю планы сражений, как вы изволили выразиться, ваше величество, я, — сухо заметил уязвленный сам пока не понял чем Костей. — И солдатами, в том числе Кукуем, командую тоже я.

 - Но он же не солдат! Он генерал!

 - Пока, — криво улыбнулся царь. — Он такой же солдат, как и все, что бы вы о нем не думали, ваше величество. Только с зеленым воротником и розовыми пуговицами.

 - Ему правда идет, — радостно обернулась к Костею за поддержкой Серафима, оторвав, наконец, глаз от испугано надувшего щеки и сверлящего взглядом пустоту перед собой генерала.

 На что бы царевна ни рассчитывала, поддержки она не нашла.

 - Отвратительно, — скривился царь и брезгливо махнул рукой: — Пошел вон.

 - Есть! — рявкнул Кукуй и с неприличной для высшего комсостава скоростью стрелой вылетел из зала.

 - Нет, что бы вы ни говорили, ваше величество, а форма ему явно к лицу. Может, когда–нибудь он станет маршалом, и я лично подумаю над дальнейшим украшением его мундира. Ох, — легкомысленно вздохнула она. — Люблю военных, красивых, здоровенных… Не то, что эти ваши заморыши — флаг–полковники… или как там они…

 И искоса кинула взгляд на лицо Костея.

 И поняла, что перестаралась.

 Надо срочно было отрабатывать назад.

 - А знаете что, ваше величество, я тут давно уже думала и все некогда было вам предложить… А что, если мы и вам сошьем какой–нибудь умопомрачительный мундир? С эполетами, аксельбантами, розетками, планками, шнурами, отложным воротничком стоечкой, лифом, борочками по пройме корсажа, с корсетом с перекидной кокеткой, рукавом три четверти фонариком с буфами, фижмами с турнюром, декольте с баской, шлицем с люрексом, манжетами с обшлагами и косой беечкой…

 Ох, спасибо Елене Настоящей за долгие мучительные часы в примерочных у лукоморских и заезжих портных… Вот уж никогда не думала, что буду ее за это благодарить. Что буду ее хоть за что–то благодарить, если уж речь об этом зашла и быть честной…

 Ненависть и ревность с лица царя были с позором изгнаны тихим ужасом с жутко живым воображением.

 -

Что?… Кокетка с косым люрексом?.. Пройма с обшлагами?.. Декольте с аксельбантами?.. Турнюр с эполетами?.. Это… Это что?.. Это все — мне?.. На меня?.. Для меня?.. Ваше величество… Это, безусловно, чрезвычайно лестная идея… Умопомрачительная, я бы сказал… Но я не чувствую себя морально готовым ко всему к этому… Это несколько… не мой… стиль… я бы сказал… Может, все–таки не надо?.. А?..

 - Надо, ваше величество. Надо, — тоном прокурора, требующего смертного приговора, проговорила царевна. — А еще должен быть соответствующий головной убор. А лучше несколько. И шлем на случай сражения. И доспехи. Реглан с вытачками, жабо и накладные карманы из кольчуги — самая мода этого сезона. Я после завтрака лично займусь разработкой дизайн–проекта ваших туалетов на все случаи жизни, и — вот увидите! — когда вы их примерите, вы в зеркале не узнаете сам себя!

 - Я в этом не сомневаюсь… — обреченно, понимая, что сопротивление бесполезно, пробормотал Костей и втянул голову в плечи. — Но, может, мы сначала позавтракаем, ваше величество? Из–за этих дурацких суеверий простолюдинов на кухне сегодня опять полный кавардак, и мне с утра пораньше снова пришлось прибегнуть к моей магии, чтобы мы с вами не остались голодными на полдня. Можно подумать, у меня иных занятий нет, как заменять своего же собственного повара! А куда смотрит этот Зюгма? Сдается мне, засиделся он своим толстым задом в кресле первого советника, ох, засиделся…

 - Интересно знать, чем он сейчас занимается? — поддержала Костея, горя праведным негодованием, Серафима. — Спит, наверное, каналья. Не иначе.

 

 

 

 Едва дождавшись, пока царица усядется за стол с государем, Зюгма задом–задом отодвинулся от своего наблюдательного пункта у неплотно прикрытых дверей и, подхватив подол балахона обеими руками, кинулся со всех ног в ее покои.

 При виде его умруны на часах, не задавая лишних вопросов, расступились, он пинком распахнул дверь и, не сбавляя шагу, помчался в комнатку служанки.

 - Говори, тварь! — взревел он с порога, едва увидев, что Находка там. — Что она делала?!

 - Ничего!.. Ничего не делала!.. Я ничего не знаю!..

 Под градом ударов девушка повалилась на пол, попыталась спрятаться под столом, но колдун ухитрялся доставать ее и там.

 - Говори! — орал он, не помня себя от злости. — Я убью тебя сам! Прямо здесь! Говори, что видела, скотина!..

 «Он меня убьет», — крошечным далеким уголком мозга, еще не залитым всемирным потопом паники и ужаса, успела понять Находка. «Точно убьет… А если нет, то пошлет ночью в Проклятую башню!.. Нет, только не это… Нет, нет, я не хочу!.. Я боюсь!.. Но я не могу предать ее царственное величество… Нет, я не могу… Я никогда не скажу ему про ее разговоры с демонами! Но тогда он отправит меня в умруны!!!.. Нет!.. Нет!.. Нет!.. Что мне делать?!.. Что делать?!.. Что делать?!.. Ох, батюшка–Октябрь, страшно–то как!.. Страсти–то какие!.. Нет, я скажу… Но что он тогда сделает с царицей Еленой?.. А если я не скажу?.. Что он сделает со мной?.. Но я же не могу сказать про демонов, он тогда… А если я промолчу… Тогда он… И я стану умруном!.. Нет! Только не это!.. Но он не верит, что я ничего не знаю!.. Но я не могу!.. Но умруном!.. Нет!.. Нет!.. Я не могу сказать!… Умруном!.. Нет!!!.. Я не могу!.. Я не могу!!!.. Но умруном!!!.. НЕТ!!!!!!!!.. Батюшка–Октябрь, прости меня… Прости меня, царица Елена, труса окаянного… Я скажу…»