И танки наши быстры

Верещагин Павел

– Но если у вас есть вопросы, – добавил парень, – мы готовы их рассмотреть. В договорном порядке.

Бурцев горько усмехнулся. В другое время он бы устроил скандал, а то и драку. Вызвал бы Айвазовского с приятелями, и они бы показали молодежи, на что способно среднее поколение. Но теперь он почему-то не почувствовал необходимой для этого злости и спортивного азарта.

– Ладно! – сказал Бурцев. – Я все понял. Вы, как я вижу, приготовились к моему приходу. А у меня сегодня... – он махнул рукой...

Парень охотно кивнул. Вот и правильно. Дела

нужно решать мирно, в рамках рыночных отношений. Приятно иметь дело с разумным человеком.

– Давайте сделаем так, – предложил Бурцев. – Я купил вашего пингвина за пятьсот долларов. Вы берете его обратно за четыреста, и мы расстаемся с приятными воспоминаниями об этом курьезе.

Парень, который очень внимательно слушал слова Бурцева, поморщился и огорченно вздохнул. Ему не хотелось говорить неприятные вещи столь симпатичному человеку, но...

– Обычно мы возвращаем клиентом треть суммы... Бурцев удивленно вскинул глаза.

– Обычно? – переспросил он.

– Ну конечно. Вы же не первый его покупаете. И не первый приносите обратно.

– Вот как?

– Да.

Бурцев посмотрел парню в лицо. Открытое такое лицо. И неглупое. Наверное, любит хорошее кино. И в компьютерах разбирается. Симпатичный парнишка. Смотрит на Бурцева как ни в чем не бывало и глазом не моргнет. «Вот так, – подумал Бурцев, – приличные молодые люди делают свой маленький бизнес. Подрабатывают. Раньше вагоны разгружали, а теперь... Новое поколение. Мозги устроены по-другому. Все нормально. Жизнь идет вперед».

– То есть, за сколько ты готов взять его обратно?

– За двести долларов. Максимум за двести пятьдесят.

Бурцев осуждающе покачал головой.

Парень развел руками. Не хотите – можете не возвращать.

– И откуда только вы беретесь такие наглые... – сказал он.

Парень рассмеялся и пожал плечами: сам не пойму!

– А триста нельзя? – спросил Бурцев.

Парень с сожалением развел руками.

Бурцев понял, что это, в самом деле, предельная сумма. Хорошо еще, что столько дают.

Он махнул рукой.

– Ладно, давай двести пятьдесят. Я получил массу удовольствия с твоим пингвином. А за удовольствие нужно платить, – пошутил Бурцев. А что еще оставалось делать? Только шутить.

Он ногой сердито подвинул свою хозяйственную сумку в сторону продавца.

– А вы, однако, долго не везли его обратно, – желая сказать Бурцеву что-нибудь приятное, заметил парень. – Обычно клиенты к обеду уже здесь.

Бурцев поклонился в ответ на комплимент.

– И часто вы его так продаете? – спросил он.

– Раз в неделю точно. А иногда и чаще. Если место менять.

Бурцев кивнул.

– А ты что, и в самом деле полярник?

– Ну что вы! Я студент. Учусь на юридическом.

Бурцев кивнул. Он что-то подобное и ожидал.

– И что же, все возвращают?

– Мы, честно говоря, недавно начали. И пока – все возвращали. Кто раньше, кто позже.

В другое время Бурцев подивился бы и этому, но теперь его это не удивило.

– А если кто-то не вернет?

– Придется другого

пингвина заводить. Или еще какую тварь. Мы все равно не в прогаре. У меня дядька родной – проводник на железной дороге. У него живность разную то и дело в вагоне оставляют. Кто по забывчивости, а кто специально.

– Ясно! Ты, это... деньги не забудь отдать, – напомнил Бурцев.

– Ах да!

Парень полез в карман брюк, отсчитал положенные доллары и протянул их Бурцеву...

«Что в мире обходится дороже всего? – мысленно спросил себя Бурцев. И устало ответил: – Собственная глупость!...»

* * *

Обратно Бурцев возвращался уже в полной темноте.

Дорога освещалась плохо, к тому же с неба начала падать какая-то гадость – снег не снег, дождь не дождь – короче, осадки. В жидковатом свете уличных фонарей вообще ничего не стало видно. Бурцев понял, что фары совсем забрызгало грязью из-под чужих колес, но выходить из машины, чтобы протереть их тряпкой, не хотелось. Он ехал медленно, ощупью, следя за тем, чтобы под колеса не выскочил какой-нибудь сумасшедший пешеход.

«Вот так. Купил за пятьсот, продал за двести пятьдесят, – устало думал Бурцев. – Ай да молодец! Ловкий бизнес провернул! Можно подумать, что я деньги сам рисую. Сколько надо, столько и нарисовал!»

«И что, спрашивается, мешает нам жить по-человечески? Вот, вроде бы, и с работой наконец наладилось, и с деньгами... Семья, жилье, машина... Все хорошо... Живи и радуйся! Так нет! Мы не можем. Нас будто кто под руку толкает, и мы ищем приключений себе на голову. Сами же превращаем свою жизнь в дурацкий анекдот».

«А вообще-то, нужно Бога благодарить, что отделался таким образом. Запросто мог бы до конца дней нянчиться дома с этим уродцем, служа посмешищем друзьям, семье и всей округе».

Бурцев поморщился и пригнулся к стеклу.

«Благодарить Бога... Кто это сегодня так проникновенно говорил о Боге?... Девушка из восьмой квартиры. Которая считает себя виноватой, потому что попросила у Бога то, что нельзя просить... А некоторые дяди...» – Бурцев покачал головой.

Он вспомнил Настю, ее лицо, волосы, заплаканные глаза. Вспомнил их бестолковый разговор. «Человеку нужно было с кем-то поговорить, кому-то выговориться. Она была явно не в себе, нервничала, а я слушал вполуха, и говорил какие-то глупости. Потому что в то время мог думать только о своем пингвине. Как псих, ей-богу!»

И тут вдруг Бурцев вспомнил еще одну встречу, еще одного человека, с которым он разговаривал сегодня утром. Того странного мужчину, который просил за деньги помочь ему попасть в квартиру к своей знакомой и которого Бурцев посчитал за психа. Бурцев напрочь забыл об утреннем разговоре, а теперь разговор этот вдруг всплыл в памяти во всех подробностях.

К кому хотел попасть тот мужик? К своей знакомой, к одинокой женщине, которая живет в одном с Бурцевым подъезде. А таких женщин, собственно, две: Зина и эта девушка из восьмой. Если отбросить Зину, остается именно Настя.