И ты познаешь любовь

Артемова Алла

– Извините, господин Дитрих, извините.

– Кроме того, девушка должна знать русский язык так же хорошо, как и немецкий. Это мое непременное условие.

– Русский язык? – удивленно переспросил Бюрле.

– Да.

– В нашей стране русский язык непопулярен, – откинувшись на спинку кресла, заметил Бюрле. Через минуту он с решительным, почти вызывающим видом вскинул глаза на Генриха. – Мне кажется, я смогу вам помочь, и при этом нам даже не понадобится картотека на русских эмигрантов, прибывших в Швейцарию. Эдит Витхайт, двадцать шесть лет, не замужем, живет с бабушкой на окраине Базеля.

Генрих с интересом посмотрел на генерального директора. Странное чувство. Уверенность Бюрле в том, что Витхайт и есть та девушка, которая

ему необходима, мгновенно передалась Генриху.

– Видите ли, господин Дитрих, месяц назад ввиду финансовых затруднений, мы вынуждены были уволить несколько сотрудников. Среди них была и Витхайт, девушка трудолюбивая и исполнительная. Мне было жаль с ней расставаться. Но бизнес есть бизнес и здесь, как говорится, не до сантиментов.

Генрих подался вперед. Рассказ генерального директора заинтересовал его.

– Я не случайно сказал, что Витхайт живет с бабушкой – фамилия ее в девичестве была Лаврухина. Семья Лаврухиных когда-то принадлежала к известному русскому роду. Бабушка приехала в Швейцарию в конце прошлого века. Она прожила в нашей стране почти пятьдесят лет, но умереть хочет в России. Странные фантазии у старушки, не правда ли? Витхайт сильно привязана к ней. Старушка воспитала ее (родители Эдит умерли, когда ей было всего три года). Девушка унаследовала от бабушки любовь ко всему русскому. Она не только хорошо говорит, но и пишет по-русски.

– Прекрасно. Я хотел бы лично встретиться с этой девушкой и поговорить с ней.

– Назначьте время, когда вам будет удобно, а я предупрежу Витхайт.

– Завтра в 14:00, – и Генрих назвал адрес «Швейцеришен банкферейна».

Генрих и Бюрле расстались в дружеских отношениях и на прощание пожали друг другу руки. Каждый из них остался доволен встречей. Генрих в приподнятом настроении отправился в банк. «Швейцеришен банкферейн» принадлежал швейцарской корпорации, и было хорошо известно, что руководство предпочитало нанимать на ведущие посты только швейцарцев. Генриха взяли на руководящую должность только благодаря рекомендации дяди. Служба в «Швейцеришен банкферейне» была престижной, и ею можно было гордиться. Бытовало мнение: если служащий «Швейцеришен банкферейна» прыгает в окно – следуйте за ним, падая, вы наверняка заработаете деньги. После Второй мировой войны швейцарские банки (в их числе и «Швейцеришен банкферейн») не только окрепли в финансовом отношении, но и вышли с солидным международным капиталом. Они сумели уберечь от конфискации могущественными союзниками немалую долю награбленных нацистами богатств и тем самым создали себе репутацию самых надежных хранителей вкладов иностранных лиц. В «Швейцеришен банкферейне» было заведено, чтобы каждый, поступивший к ним на службу, проходил стажировку в финансовых подразделениях. Генриху Дитриху, кадровому военному, пришлось коренным образом изменить свою профессиональную ориентацию и заняться изучением банковского дела. Он успешно прошел стажировку, и ему было положено жалование, на которое он мог позволить себе жить на широкую ногу. Генрих быстро освоился и завел друзей среди бизнесменов, руководителей крупных и мелких фирм и агентств. Среди его друзей были даже журналисты. Однако хорошие отношения с непосредственным шефом господином Фишером у Генриха сложились не сразу. Карл Фишер – пятидесятилетний мужчина невысокого роста с высоким лбом, прямым носом и апостольской бородкой. Он сочетал в себе швейцарскую скрупулезность с итальянским воображением и темпераментом (мать Фишера родилась в многодетной итальянской семье и родом была из Милана) – роковая комбинация. Фишер прошел хорошую финансовую школу. Он лично следил за подбором кадров в свои подразделения. Генрих был исключением. Назначение Генриха на должность начальника одного из подразделений Фишера было полной неожиданностью для последнего, и он воспринял это как личное оскорбление. Почти две недели он не мог побороть в себе чувство неприязни к Генриху, которое, как ни старался он скрыть, проявлялось во всем,

даже в рукопожатии.

«Время расставит все точки над i», – решил Генрих, стараясь не акцентировать внимание на том, как вел себя с ним шеф.

Они присматривались друг к другу.

«А Фишер слишком самолюбив. На этом при любом удобном случае могут неплохо сыграть его недруги», – сделал вывод Генрих, наблюдая за шефом.

«Надо признать, у этого Дитриха неплохие мозги, да к тому же он не ханжа», – в свою очередь отметил для себя Фишер.

Лед отчуждения в их отношениях тронулся после того, как однажды Генрих посоветовал Фишеру выпустить рекламные брошюры на арабском языке с описанием услуг, оказываемых «Швейцеришен банкферейном», и распространить их в странах ближнего востока. Фишера заинтересовала идея Генриха, и не позднее чем через неделю он воспользовался ею.

Здание «Швейцеришен банкферейна» представляло собой массивное пятиэтажное сооружение в граните с колонным подъездом и стоянкой для легковых автомашин. Изюминкой всей композиции был великолепный зимний сад, расположенный на первом этаже, в центре которого возвышалась круглая двойная парадная лестница. Перед фасадом здания стояли шеренги подстриженных деревьев, а справа на возвышении – два строгих шпиля соборной церкви. Кабинет Генриха был на пятом этаже. Интерьер – строгий, деловой. Два огромных с закругленными стеклами окна открывали незабываемо красивый вид на Рейн и на его мосты. Единственным украшением кабинета была картина неизвестного голландского художника конца XIX века, на которой был изображен незатейливый парковый ландшафт в осенний период времени.

Скоростной лифт поднял Генриха на пятый этаж. Дверь бесшумно отворилась. Генрих вышел и направился в свой рабочий кабинет. Сайда, закинув ногу на ногу, вполголоса разговаривала по телефону. При виде шефа она скороговоркой промурлыкала «Пока дорогой» и поспешно положила трубку.

– Господин Дитрих, – произнесла секретарша, придав своему голосу строгий официальный тон, – вас просил зайти господин Фишер.

– Хорошо. Что еще?

Сайда быстро пробежала по своим записям, сделанным в маленьком блокноте.

– Вам звонил господин Збинден, просил напомнить, что совещание в «Сандоце» завтра ровно в двенадцать. Господин Прост звонил дважды. У него к вам срочное дело. Будет ждать вашего звонка до восемнадцати. Всю корреспонденцию я положила к вам на стол. Справа – документы, требующие срочного рассмотрения, слева – могут подождать.

– Спасибо, Сайда. Я к шефу. Если кто будет звонить, скажешь, я скоро освобожусь.

Фишер встретил своего подчиненного чуть заметным кивком головы. Небрежно махнув рукой, он указал на кресло, а сам еще несколько минут продолжал что-то писать. Генрих сел напротив Фишера и, томясь в ожидании пока шеф освободится, блуждающим взором рассматривал кабинет. Наконец Фишер написал последнюю фразу, провел рукой по волосам и отодвинул бумаги в сторону.

– Мне давно хотелось, Генрих, поговорить с вами, не касаясь работы, так сказать, по душам, – голос Фишера, всегда властный, вдруг прозвучал мягко, даже с какой-то ленцой. – Курите, – Фишер протянул Генриху пачку сигарет «Данхилл».

Генрих молча закурил.

– Я слышал, вы быстро освоились в нашем городе, даже купили дом в пригороде?

– Да, – односложно ответил Генрих и стряхнул пепел от сигареты в пепельницу.

– Вам нравится ваша работа? Ведь вы прежде никогда не работали в банке?

– Господин Фишер, я вижу, вы прекрасно осведомлены, и это делает вам честь. Я действительно никогда не работал в банке, но несмотря на это, мне работа по душе.

– Знать о своих сотрудниках все или почти все – это моя прямая обязанность. Специфика нашей работы не терпит случайных людей. Мы здесь одна дружная семья и должны друг другу доверять, в противном случае наши клиенты предпочтут другие банки.

– Я это уже понял.

– Вы женаты?

– Думаю, вы успели это уже выяснить, – ответил с сарказмом Генрих.