И ты познаешь любовь

Артемова Алла

– Напрасно вы, Генрих, иронизируете. Я знаю о вас больше, чем вы можете себе представить.

– Тогда зачем вы спрашиваете?

– Хотел услышать от вас лично, женаты вы или нет. Ну хорошо… Генрих Дитрих, вам двадцать семь лет, вы родились в Германии в семье кадрового офицера. Ваш отец – генерал в отставке, мать умерла, когда вам было всего тринадцать лет.

– Мне было пятнадцать лет, когда умерла моя мать, – вежливо перебил Фишера Генрих, в душе содрогнувшись от мысли: «Откуда у Фишера данная информация?».

В анкете, предоставленной Генрихом при поступлении на работу, ничего подобного не указывалось.

– Извините за маленькую неточность. Продолжим?

– Не вижу в этом никакого смысла. Знать о человеке все – это хорошо, но этого часто бывает недостаточно, чтобы доверять ему.

– Почему же? Ваши сокурсники по военной академии отзываются о вас, как о человеке смелом, честном и, самое главное, надежном. Прекрасная характеристика.

– И какой же из этого вывод?

– Вывод? Я не хочу ошибиться в вас,

Генрих. Не скрою, у меня на вас большие виды. Но об этом мы еще поговорим. Ваш дядюшка все еще преподает в университете?

– Да.

– Мой старший сын Рауль хорошо о нем отзывается. Он учился у него. Я хотел бы вас познакомить с сыном, если вы не возражаете. После окончания университета он не стал работать по специальности, а ушел в большой спорт. Рауль – автогонщик. К сожалению, дети часто идут своей дорогой, а не той, какую им проторили родители.

– Вижу, вы не одобряете выбор вашего сына?

– Можно сказать, да. У него неплохие природные задатки, и он мог бы сделать блестящую карьеру. А спорт… Это несерьезно.

– Мне, кажется, вы не совсем правы.

– Точно так же говорит мне и мой сын. Мы часто с ним по этому поводу спорим, но в конце концов каждый остается при своем мнении.

Фишер улыбнулся и что-то невнятно пробормотал. Это была его обычная привычка перескакивать без связи от одной фразы к другой. Затем, погладив бородку, он стал с некоторой резкостью и горячностью сетовать на постоянные конфликты с сыном, на то, какой он строптивый и непочтительный, всегда и во всем перечит отцу. Монолог этот продолжался четверть часа. За это время Генрих выслушал массу информации не только о сыне своего шефа, но и о детях его родственников и друзей. В конце концов это стало ему надоедать, и он плотно сжал губы и нахмурил лоб. Вдруг Фишер, рассказывая очередную историю о сыне своего адвоката, который уже в возрасте двадцати лет стал владельцем собственной адвокатской конторы, невольно вскинул глаза на Генриха и оборвал свою речь на полуслове. Наступило неловкое молчание. Генрих негромко откашлялся и, чтобы как-то разрядить обстановку, хотел сказать несколько пустых фраз, что-то насчет погоды, но Фишер его опередил.

– По пятницам у нас дома собираются друзья, знакомые. Я приглашаю вас, Генрих. Приходите. Познакомитесь с моей семьей, и у нас будет возможность ближе узнать друг друга. А сейчас можете идти работать.

Генрих в знак согласия наклонил голову и направился к выходу.

– Генрих, у меня к вам еще один вопрос, – Фишер выразительно посмотрел на своего подчиненного. – Скажите, на острове Крит действительно экзотическая природа и жаркий климат?

Вопрос, прозвучавший неожиданно, застал Генриха врасплох, и он на секунду застыл, не в силах произнести ни единого слова.

– Извините, господин Фишер, я не знаю, так как никогда не был на Крите, – наконец решительно ответил он.

– Никогда? Вы в этом уверены?

– Да.

– В вашей характеристике не сказано, что вы страдаете плохой памятью.

Генрих, усмехнувшись, пожал плечами.

– Хорошо. Мы к этому вопросу в свое время еще вернемся. Вы свободны, – сказал Фишер и углубился в бумаги.

Генрих вышел из кабинета шефа с весьма озабоченным видом. Разговор с Фишером не только удивил его, но и встревожил. Фишер дал понять Генриху, что многое знает о нем. И это не простая осведомленность, а своеобразное предостережение. В случае если Генрих когда-нибудь вздумает перечить или ослушаться его приказаний, Фишер вполне может использовать известную ему информацию, чтобы поставить своего подчиненного на место. Кроме того, шеф спросил об острове Крит, и это тоже неспроста. Генрих действительно был там, и Фишер знает об этом. «У меня на вас особые виды», – сказал Фишер. Возможно… особые виды – не что иное, как остров Крит. Но что ему там понадобилось?

Остров Крит… В 1941 году на острове располагалась английская воздушно-морская база. Сохраняя в своих руках такую мощную базу, какой являлась база на острове Крит, английский военно-морской флот и авиация имели возможность контролировать восточную часть Средиземного моря и затруднять действие германской и итальянской авиаций против английских баз, находящихся в Египте. Удары, которые наносили истребители английской авиации с острова Крит по аэродромам неприятеля в Греции, были очень ощутимы для немецких вой ск. Операция по захвату острова Крит (кодовое название «Меркурий») была блестяще разработана германским командованием вермахта и вошла в историю Второй мировой войны как одна из самых крупных и удачных немецких воздушно-десантных операций. В середине мая 1941 года Генрих благодаря содействию полковника фон Вендлера, который еще в 1914 году воевал с его отцом в чине обер-ефрейтора, был переведен из Парижа в Берлин. Вилли фон Вендлер командовал отдельным артиллерийским полком. Генриху выпала честь принимать участие в критской операции под началом полковника фон Вендлера. И пока шла подготовка к предстоящей операции, ему был предоставлен недельный отпуск. Вилли Вендлер проявил в отношении сына своего бывшего командира прямо-таки отцовскую заботу. Он категорически воспротивился, когда Генрих хотел поселиться в гостинице. В его доме всегда найдется прекрасная комната для дорогого гостя, заявил он Генриху. Полковник недавно женился, оставив первую, значительно менее молодую подругу жизни в одиночестве в обширном поместье близь Дроссена. Нынешнее строптивое

и капризное счастье Вендлера носило поэтическое имя Лора. Лоре было тридцать шесть лет, она была миловидна, но не блистала ни умом, ни манерой поведения. Глядя на полковника, Генрих жалел его, так как Лора вила из Вендлера крепкие морские узлы, а тот не смел даже пикнуть. Согласившись на предложение полковника пожить у него несколько дней, Генриха обрек себя на скучное и унылое времяпрепровождение, поскольку постоянно находился под неусыпным контролем хозяйки дома, считавшей своим долгом развлекать гостя. Особенно тяготили Генриха светские беседы, которые надо было поддерживать, прогуливаясь днем с Лорой по прекрасным аллеям парка. Лора была не в меру болтлива и уже через полчаса у Генриха болела голова от избытка ненужной информации. Мало-помалу Генрих стал отказываться от прогулок, чем обижал Лору. Иногда, когда у полковника выдавался час-другой свободного времени, Генрих удостаивался чести пройти вместе с ним по залам семейной картинной галереи и полюбоваться картинами, которые начал коллекционировать еще прадед Вендлера.

Картинная галерея была гордостью полковника, и он мог часами рассказывать, где и кем приобретена та или иная картина. Всего картин было триста пятьдесят две. Среди них – полотна Рембрандта, Метсю, Ван Лоо, Яна Стена и много других произведений старых немецких, нидерландских, итальянских и французских мастеров. Картины были истинной страстью Вендлера, и он готов был пойти ради них на любые жертвы и даже преступление. Наконец наступило долгожданное утро 20 мая. Критская операция началась. После авиационной подготовки в районах Малеме, Ханьи и Ираклиона были сброшены немецкие парашютные десанты, которым удалось блокировать шоссе Ираклион-Ретимнон и воспрепятствовать переброске английского подкрепления в северо-западные части Крита. Генрих был в первом эшелоне наступающих вой ск. Мощная сила, железный натиск и молниеносная быстрота, с которыми войска рейха действовали при проведении операции, застали врасплох и ошеломили английские вой ска, которые после десяти дней кровопролитных боев капитулировали. После оккупации немецкими войсками острова Крита там разместилась военно-морская база, просуществовавшая до ноября 1944 года. В июле 1941 года Генриха перевели в дивизию, которая одной из первых пересекла границу СССР. С этого момента военные дороги Генриха фон Дитриха и Вилли фон Вендлера разошлись и ни разу за годы войны не пересеклись. Все это невольно вспомнил Генрих по пути в свой кабинет. До конца дня он был молчалив, рассеян и курил одну сигарету за другой, неподвижно сидя за рабочим столом. И когда старинные часы в приемной пробили девять часов вечера, резко встрепенулся и стал быстро собираться домой.

Эдит Витхайт перед предстоящей встречей с господином Дитрихом почти всю ночь не могла сомкнуть глаз и лишь под утро забылась коротким беспокойным сном. Эдит поспешно встала, выпила безо всякого аппетита маленькую чашечку кофе с бутербродом и удалилась в свою комнату, чтобы спокойно без бабушкиных советов и причитаний причесаться перед зеркалом.

– Эдит, почему ты не помыла за собой чашку? – раздался из кухни громкий голос бабушки.

Эдит открыла дверь комнаты и, высунув взлохмаченную головку, с мольбой сказала:

– Бабушка, прошу тебя, оставь меня в покое. Ведь ты же знаешь, у меня сегодня в два часа дня очень важная встреча, и мне необходимо быть в форме. Ты поняла меня?

– Хорошо, внучка, молчу, молчу… Только разреши мне все-таки заметить. Ты у меня красавица и тебя просто не могут, не смеют не принять на работу.

– Ба-буш-ка! – выкрикнула Эдит и захлопнула за собой дверь. Она подошла к зеркалу и, обхватив лицо руками, с грустью тихо прошептала: – Красавица???

Природа была немилостива к Эдит. Девушка часто часами сидела перед зеркалом и изучала черты своего лица. Маленькие жесткие черные глаза не отличались ни красотой, ни величием, нос был слишком большой, да еще с горбинкой, большие скулы и высокий лоб. Но чем действительно не обделила природа Эдит, так это умом и сильно развитым самолюбием. Возможно, благодаря именно этим качествам Эдит однажды решила переделать себя и создать себе красоту. Она изобрела прическу – легкую, изящную, сумела придать глазам мягкость, нежность и огонь, она овладела ими, отучилась от привычки поджимать губы, следила за цветом своего лица, за безукоризненной белизной зубов, за свежестью дыхания, за спокойными и мягкими движениями. И постепенно Эдит достигла той условной красоты, которая заставляет многих находить ее привлекательной и оригинальной. Но в этот день она так сильно волновалась, что чувство уверенности покинуло ее. После того как Эдит уволили из агентства «Суллана», она пыталась найти работу в других агентствах и фирмах, но ее попытки оказались тщетными. Пенсии бабушки едва хватало на питание, а нужно было еще платить за квартиру, различные бытовые услуги, да и лекарства для бабушки, которая была преклонного возраста и часто болела, стоили немалых денег. Эдит была в отчаянии. И вдруг накануне вечером позвонил сам господин Бюрле. «Один влиятельный человек в мире банковского бизнеса, господин Дитрих, хочет поговорить с тобой, и если ты ему подойдешь, то он примет тебя на работу», – сказал он. Правда, господину Дитриху необходима девушка, прекрасно владеющая русским языком, так что Эдит придется постараться и блеснуть не только умом и обаянием, но и знанием русского языка. Что-что, а в знании языка она была уверена. Бабушке никогда не придется краснеть за свою ученицу, а вот что касается внешности…