И тысячу лет спустя. Ладожская княжна
Шрифт:
Марна молчала и только прижимала Олега все крепче к себе. Его шуба из медвежьей шкуры пахла дурно. Она была пропитана мочой, чтобы отпугивать волков, как он объяснял, и все же этот запах не мог отпугнуть даже Марну: так сильно она хотела обнимать своего мужа в тот миг, представляя, что это был Райан.
Они поднялись наверх, в свою зимнюю спальню, где уже был растоплен очаг в центре комнаты. Над очагом висел кипящий котелок, пахло травами.
— Ты что-то готовишь? Здесь? В нашей спальне? — удивился Олег.
— Нет, это просто настой из
— Здесь действительно стало… необычно, — посмеялся он.
Весь пол застлан шкурами животных, а над кроватью расположился балдахин, который Марна сшила сама из своих старых платьев — других тканей у нее не нашлось. Напротив кровати Марна попросила Паука приколотить несколько полочек.
— Та самая игрушка, — рассмеялся Олег и подошел ближе, взял с полки золотую статуэтку, масляную лампу. — Я никогда не забуду… В тот день я узнал, что стану отцом. Как ты это все сама придумала? Эти вещи… и вот это над нашей постелью… — Олег выглядел восхищенным, и его белые зубы блестели от слюны, когда он улыбался. Марна всегда удивлялась, как такое могло сочетаться: ослепительная улыбка и вечная грязь под ногтями от работы в земле или в конюшне.
— Есть еще кое-что, — проворковала Марна, потянула за шнурок на своей накидке и распахнула ее. Под ней она была совсем нагая. — Я бы хотела… лечь с тобой.
Олег подошел к Марне, опустился перед нею на колени, поцеловал ее живот.
— Ты уверена, что это не навредит нашему сыну?
— Доверься мне…
Олег поднялся во весь рост и заправил рыжие локоны Марны за уши.
— Ты сделала меня самым счастливым человеком на всем белом свете.
— Я знаю, — шепнула она в истоме и поцеловала Олега, пытаясь на его губах найти утешение от тоски по Райану.
Огонь плясал на их лицах, и оттого они казались еще теплее, еще нежнее. Олег и Марна занялись любовью на полу прямо у очага и еще долго лежали в объятиях друг друга, пока не пришло время собираться за ужином с остальными.
— Сегодня очень важный день для меня, — Марна стояла с кубком в руках, произнося речь. — Я знаю, тут мало кто любит христиан, но так уж сложилось, что в том краю, где выросла я, Рождество — очень важное событие, но в первую очередь не потому, что оно связано с религией, а потому… что мы тоже верим в чудеса, хотим в них верить. Каждый человек, где бы он ни был, стремился попасть домой на Рождество и провести этот день с теми, кто ему так дорог, с семьей. Вы — моя семья…
Иттан и Глеб переглянулись, обменялись улыбками, и она взяла руку мужа в свою. Олег даже на Димитрия посмотрел иначе: он его уже и не так раздражал.
— Вы стали моей семьей, — продолжала Марна. — И я люблю каждого из вас. Спасибо, что вы здесь.
— Я однажды затолкал тебя в телегу, чтобы привезти тебя сюда и продать конунгу, — посмеялся Глеб, отпивая из своей чаши. — Ты верна своим словам, Марна?
Димитрий только качал головой и бранился за то, что такой священный день
— В такой день у нас принято подносить дары каждому родному человеку… — и тогда Марна взяла из-под стола, украшенного еловыми ветками, огромную корзину. Паук помог хозяйке взгрузить ее на стол.
— Если бы я могла, я бы купила вам лучшие подарки во всем мире, но… у меня был только месяц, Паук рядом и куча снега вокруг, — тихо посмеялась Марна. — И потому сегодня вы не получите украшений или сапожек, но кое-что более важное, это будут дары вёльвы…
— У-у-у, — тихо пронеслось вдоль всего стола.
— Да, — Марна кокетливо поправила выбившуюся прядь. — Иттан… Ты стала мне подругой и даже больше… сестрицей… И потому сегодня я хочу подарить тебе свою клятву верности. Твой сын — мой сын. Твоя жизнь — моя жизнь.
Иттан тут же поднялась со своего места, и глаза ее стали влажными. Она уже знала, что делать. Марна вытащила из корзины нож и порезала свою ладонь. Иттан, подойдя к подруге, сделала то же самое, и они скрепили свою дружбу рукопожатием, а затем крепко обнялись, как только смогли, и рассмеялись.
— Моя сестра Марна.
— Сестра Иттан.
Затем они помогли друг другу перемотать раны чистыми тканями. Следующим был Глеб, и Марна вручила ему ключ от самой большой комнаты в другой башне, объявив, что просит его служить ей и стать главным человеком в этом крепости после нее и Олега.
— Когда-то эта спальня была спальней конунга Рёрика. Она самая большая в крепости, самая теплая и безопасная. Злые ветра проходят мимо, а еще там отлично поместятся ваши будущие дети.
— Почему же ты сама не заняла ее? — спросил с изумлением Глеб.
— Нет, — покачала головой Марна. — Никогда не буду спать в одной комнате с Рёриком. Димитрий… — тогда она повернулась и к бывшему монаху. — С позволения моего мужа, я разрешаю тебе исповедовать свою религию свободно, здесь, в Ладоге, а это… — и тогда она вынула из корзинки тяжелый валун. — А это первый камень той церкви, что ты возложишь здесь… Я знаю, ты держишь свой путь на север, но что если твой путь — это оставаться здесь и более никуда не идти? Я буду первой прихожанкой в твоем божьем доме… а за мной последуют и остальные.
— И как ты на это согласился? — Глеб прошептал Олегу с куском курицы во рту. — Она что, бросает вызов нашим богам?
— Не знаю, — тот выдохнул. — Я просто слишком сильно ее жалею…
— Мой муж, — наконец, и пришла его очередь. — В своем прошлом я часто слышала, что великая любовь начинается с дружбы. Ты бы, наверное, посмеялся надо мной, если бы услышал это раньше, но именно дружба…
— Нет, я никогда не был тебе другом, — Олег вдруг перебил ее и тяжело вздохнул. — Я любил тебя с того дня, как вытащил из воды, Марна, — голос его был серьезным, будто словен был чем-то расстроен.