И тысячу лет спустя. Ладожская княжна

Максимова Ксения

Когда варяги разбивали новый временный ночлег, Марна улучила момент, чтобы пойти к обрыву. Под ним плескалась вода, неспокойная и буйная, словно вода горной реки. Речушка была совсем узкая, несудоходная, но все же глубокая. Кто знает, что она скрывает на своем дне, и не найдет ли Марна там скорую смерть, если шагнет с обрыва?

— Я бы прыгнула в эту реку… если бы не было человека, — напела она себе под нос знакомую песню, теребя меж пальцами серебряный дирхам.

Тогда она подумала об Олеге. Он прыгнул бы. Снова.

— Вздумала убиться?

Марна резко обернулась.

Бьерн был в двух шагах от нее. Казалось, у него действительно были уши и глаза на затылке. Куда бы она не пошла — он следовал за ней всюду.

— Разобьешься, — он игриво пожал плечами и подошел к обрыву, глянул с него вниз. — Знаешь, как называется эта река? Варяжка. Забавно, правда? Так и словене кличут нас. Варяги. А знаешь, почему? На скандинавском «вар» значит клятва. Мы — люди своего слова и своей клятвы, и никогда не отступимся от нее, даже если цена тому — смерть. Они и море назвали в честь нас… Варяжское. Послушаешь, подумаешь — а нас здесь боятся.

Марна слушала его внимательно и не выпускала дирхама из пальцев. Она смотрела то на Бьерна, то на речные волны, бушующие под обрывом.

— Я клянусь, — продолжал он. — Даю слово варяга, что не наврежу тебе. Ты вёльва. Само божество. Не бойся меня. Я должен был убить ту старуху, чтобы защитить тебя.

— Защитить меня?! — не выдержала Марна и вскрикнула.

— Она бы доложила в крепость о том, где ты.

— Ах… да… ну… — Марна не могла говорить от смеха, что душил ее. — Защитить… От кого? От кого?! Разве не в плену я сейчас?!

— Разве не была ты в плену у словенов? — лицо Бьерна стало по-детским невинным, он нахмурил брови. — Ты ведь принадлежала конунгу Рёрику, а этот словен похитил тебя!

— Значит, так тебе сказал Рёрик? Ха-ха! Ты забрал меня из моего дома! И я никогда не принадлежала никому и не буду!

Сказав те слова, назвав Новгород и Ладогу домом, Марна опешила и сама. Она сделала шаг назад и потерла лицо. Она то смеялась, то плакала, то смотрела на небо, то на обрыв, не решаясь с него прыгнуть. Теперь это было не так легко. Теперь ее жизнь не принадлежала только ей. Теперь она была матерью. Имела ли она право прыгнуть, сделав собственного сына сиротой, какой сделала ее и собственная мать?

Бьерн помог принять ей то решение: он хотел взять Марну за руку, чтобы успокоить, но она тут же с отвращением отскочила от нее, сделала два уверенных шага к обрыву, а затем третий — с него. Женский короткий и пронзительный крик разрезал небо. Вороны с карканьем слетели с ближайших деревьев.

Бьерн, не помня себя от страха, бросился бежать вдоль обрыва, чтобы найти спуск к реке, но ничего похожего и не виднелось. Тогда Бьерн решил спуститься сам. Он заметил, что одно из деревьев, росшее на самом краю, бросало корни вдоль обрыва. Цепляясь за них, варяг, шаг за шагом, спускался к водной глади. Он не знал, прибьет ли ее тело к берегу, унесет ли его дальше по течению, останется ли оно невредимым, но все же он шел по узкой тропинке, что служила берегом меж глиняной стеной и самой речушкой, и всматривался в воду через спустившиеся сумерки.

Он блуждал около часа, но его поиски были

тщетны, пока вдруг за спиной не послышался треск. Он обернулся и разглядел ее белое платье с красными рукавами. Раскинув руки в стороны, вёльва лежала на ветке одного из деревьев, что росло под самым утесом в двух метрах от воды. Огненные волосы, спутанные меж собой, спускались вниз, тянулись к воде, будто звали Марну за собой, вниз, к смерти. Глаза ее были сомкнуты. Она потеряла сознание, отдавшись страху. Или, быть может, потому, что веревка на ее шее, зацепившись за одну из веток, душила ее.

Бьерн побежал к дереву, чтобы снять вёльву, как сделал это два дня тому назад. Было слишком высоко, а берег слишком узок. Тогда он начал карабкаться наверх по стволу, взяв в зубы нож. Нужно было освободить хотя бы ее шею от душащего ожерелья. Рагнар с легкостью разрезал веревку, и она, под весом серебряного дирхама, упала вниз. Медальон тотчас унесло течением, и золотое свечение вспыхнуло над речной гладью. Вспыхнуло и исчезло.

Ветка затрещала. Бьерн тут же спрыгнул вниз, ударился коленями о камень и упал в воду, но смог зацепиться за корни и удержаться на месте.

Девушка летела в воду вместе с веткой под ее телом, будучи без сознания. Одна из верхних юбок накрыла ее голову, ограничив доступ к воздуху. Платье намокло и потянуло Марну ко дну. Бьерн зацепился свободной рукой за ветку и подтянул к себе, будто бумажный кораблик, плывущий без капитана по весеннему ручейку.

Нахлебавшись воды, пленница начала приходить в сознание. Она кашляла и пыталась пошевелить онемевшим телом, но почувствовав на себе взгляд варяга, все же медленно открыла глаза и долго всматривалась в его лицо, словно не признавая. Бьерн понял, что она пришла в себя, когда ее глаза вдруг вспыхнули, а губы задрожали.

— Лучше бы я еще раз умерла, — она покашляла и, отвернувшись, беззвучно заплакала, поджав нижнюю губу. — Тварь!

Бьерн ничего не ответил, только вытащил ее на берег и поднялся следом. Он протянул ей руку, чтобы помочь подняться. Взгляд вёльвы долго бегал с его протянутой руки на его лицо, уставшее и серьезное. Преодолевая боль, она все же поднялась сама.

Промокшая насквозь и продрогшая до костей, она едва передвигала ногами. Стопы жгло с каждым шагом все сильнее. Лодыжка зудела и снова кровоточила. Сжимая зубы, Марна переступала с камня на камень, мысленно молилась о своем спасении и о его скорой смерти. Она вдруг остановилась, опомнившись, посмотрела на воду в полуметре от ее стоп. Вода. Так близко.

Марна машинально положила руку на грудь, но не нашла там дирхама. Вёльва в спешке начала ощупывать и оглядывать себя. Бьерн обеспокоенно наблюдал за ней.

— Твой медальон?

— Где он? — из последней надежды Марна подбежала к Бьерну и протянула ему руку. — Верни.

Бьерн тяжело вздохнул, сочувствуя ей. Он убрал волосы с ее шеи и провел пальцем по красной полосе.

— Он чуть не убил тебя.

— Где… мой… дирхам… — Марна злилась.

— Утонул.

— Нет… Нет…

Марна развернулась, чтобы пойти назад и отыскать монету, отыскать дорогу домой.