И тысячу лет спустя. Ладожская княжна
Шрифт:
— Это всего лишь один дирхам! Я дам тебе сотню таких! Остановись!
Бьерн догнал вёльву, когда она уже собиралась войти в реку. Что если все сработает? Что если необязательно держать его в руках или носить на шее? Что если достаточно, чтобы и она, и дирхам были одновременно в воде?
— Марна! — Бьерн с силой схватил ее, вытащив из воды, куда она зашла уже почти по пояс.
Тогда Марна со всей силы развернулась, ударила его в нос кулаком и застыла на месте. Нет, он убьет ее прямо сейчас. Но Бьерн с достоинством перенес удар, начал дышать тяжело и часто, а затем побежал за ней и схватил ее. Вёльва
— Один дирхам не стоит твоей жизни! Ничто не стоит! Она бесценна!
Он повалил Марну на спину и сел сверху, пригвоздив ее ладони к влажной земле.
— Не смей больше так прыгать! Ты не горный козел!
— Ты ничего не знаешь! — Марна пыталась высвободиться, но только больше пачкалась в влажной глине. — Это не просто дирхам!
— Что же в нем особенного?
Марна тут же закрыла рот. Она никогда прежде не бывала в подобных историях, но книги и фильмы научили многому: расскажет тайну — и этот несчастный дирхам станет вторым ящиком Пандоры. Разве не он и нужен им всем? Если викинги верят в Вальхаллу и воскрешение, они будут готовы убивать ради монеты, что перемещает во времени. Бьерн захочет заполучить дирхам, чтобы спасти отца. И не только викинги. Вся будущая Русь сойдет с ума. Византия и Скандинавия. Весь. Чертов. Мир.
— Эй? — Бьерн похлопал Марну по щекам, чтобы вернуть ее внимание.
— Этот дирхам мне подарила мать, — тут же солгала она.
— Твоя мать… она жива?
— Нет. Больше нет.
— Не знал, что у вёльвы есть мать.
Бьерн поднял Марну с земли и попытался отряхнуть ее платье, но едкая глина давно впиталась в ткани. Они шли вдоль реки до самой темноты, ища пологое место, чтобы подняться обратно к лагерю. Им помогли другие воины, которые бросились на поиски предводителя, опомнившись только после заката. Они бросили веревку с обрыва. Бьерн сначала помог Марне, а затем забрался сам.
Так они были в пути еще три дня. Ничего опасного не происходило: одна только бесконечная дорога через леса. Марна замечала, что более не испытывала страха. Только если страх пожалеть Бьерна и передумать его убивать. С каждым днем он становился более понятным для нее. Мужчина — снаружи, ребенок — внутри. В те мгновения, когда он смешил ее, и она смеялась в ответ, Марна одергивала себя, а после ходила с суровым выражением лица. Однако ее хватало лишь на пару часов. И когда Бьерн был с ней таким простым и понятным, Марна думала: как этот простак сможет одолеть Вадима и всю новгородскую дружину? Как он сможет отомстить за отца, а после завладеть всеми скандинавскими землями? Вероятно, он совсем глуп, а легенды о нем — не больше, чем раздутая и приукрашенная история.
Она также видела, что Магнус, самый приближенный к Бьерну среди других воинов, презирал ее. Между ним и Бьерном часто случались перепалки, которые чуть не доходили до драк, но Магнус держал себя в руках. Вот, кого стоило бояться. Магнуса, не Бьерна. Вот кто руководил конунгом и нашептывал ему. Однако Магнус не смел посягнуть на конунга, доверие дружины к которому таяло на глазах. Бьерн рисковал своей жизнью, чтобы спасти вёльву из воды. А значит, рисковал не только своей жизнью, но жизнью и остальных воинов, ответственность за которых он взял и втянул в
В дороге воины питались, чем могли. Они выходили на охоту, ловили мелкую дичь и птиц. Кто-то рыбачил. Марна искала ягоды и грибы, в этих болотистых местах мало чем можно было набить желудок. Ни лука, ни меча у нее не было. Однако Бьерну удалось нарвать целую горсть дурнихи — так он назвал темно-синие крупные ягоды, что нашел на болотах.
— Голубика, — Марна тут же узнала знакомую ягоду в ладонях Бьерна.
— Дурниха… — поправил он ее. — Попробуй.
Марна с опаской протянула руку, собираясь взять одну ягодку, но варяг тут же убрал ладонь.
— Нет, всю горсть, так будет вкусней!
— Вздумал меня отравить? — она прищурилась.
— Не дури.
Бьерн подошел ближе к девушке и поднес ладонь к ее рту. Она, глядя ему прямо в глаза, раскрыла красные губы, и варяг аккуратно высыпал ягодки ей на язык. Бьерн улыбался, подобно счастливому юнцу, наблюдая за тем, как Марна жевала ягоды, и красный сок бежал по ее губам.
— Здесь, — он едва дотронулся пальцем до ее нижней губы. — Сок.
Она быстро облизнула губы, чтобы Бьерн не успел сделать чего-нибудь эдакое — поцеловать ее, например.
— Вкусно?
— Кисло, — она поморщилась и проглотила последнюю мякоть. — Просто отвратительно, — она словно говорила не о ягоде, а о нем самом.
— Я достал еще кое-чего. Идем со мной, — он позвал ее к лагерю, и Марна от нечего делать последовала за ним.
Бьерн сел под дерево и достал из тряпичной сумки за поясом несколько грибов. Выглядели они достаточно мерзко и очевидно были ядовитыми. Варяг протянул один вёльве. Белая пористая шляпка, напоминающая подушечку, сидела на красной толстой ножке, размером не меньше самой шляпки.
— Христиане зовут его сатанинским грибом, — весело и тихо посмеялся Бьерн. Казалось, ему нравилось рассказывать всякие истории вёльве. — Понюхай. Похож на сгнивший лук.
— Не хочется что-то, — Марна села рядом и вернула гриб Бьерну. — Ты же не собираешься это есть?
— Ты точно вёльва? — он искренне удивился. — Этот гриб — настоящая находка среди ведьм и знахарок.
— Но я не ведьма и не знахарка, — пожала плечами Марна.
— Ты можешь говорить с богами, говорить с самим Одином. Съешь хотя бы половину, — Бьерн пытался ее убедить. Ему нужно было хоть что-то, чтобы доказать воинам, что он прав, что шли они за ней не зря от самого южного берега. — Поговори с Одином, узнай хоть что-нибудь о моем отце. В Вальхалле ли он?
— Нет уж, — отмахнулась Марна. — Но я с радостью посмотрю на то, как ты говоришь с богами.
Бьерн без раздумий разломил гриб надвое и закинул в рот первую половину.
— Видишь, я не собираюсь тебя травить, — он все же не отступил и протянул вторую половину вёльве. — Ешь. Тебе понравится. Быть может, боги подскажут тебе, где тебе искать твой дирхам.
Последнее слово сыграло злую шутку, и Марна все же взяла половину ядовитого гриба. На вкус он действительно напоминал сгнивший лук, а пах еще более мерзко. Жуя, она зажимала нос и рот, чтобы не выплюнуть все наружу. Первые несколько часов ничего не происходило. На третий, когда живот скрутило, и Марна не могла подняться с места, на котором сидела, она проклинала себя всеми словами, что знала на всех языках.