И уйти в закат
Шрифт:
Причем, я заметила, что промахиваюсь, еще в прыжке, и попыталась хоть немного исправить положение, воткнув отвертку ему в шею. Но и тут что-то пошло не так, мой импровизированный стопор сместился, и полотно отвертки, вместо того, чтобы пробить шею Дона насквозь, повредив сонную артерию или яремную вену, лишь слегка поцарапало ему кожу.
Я упала на обочину, быстро вскочила на ноги и развернулась к ним лицом, и даже умудрилась при всем при этом не выпустить из руки баллонный ключ, но битва уже была проиграна.
Дон потер шею и изумленно посмотрел на измазанные кровью пальцы.
Кайл вытащил пистолет, который держал за поясом сзади.
— Брось железку, — сказал он.
Солнце уже почти зашло, но было еще достаточно светло. Багровеющие небеса, бесконечные поля кукурузы… Шанс сбежать или просто хорошее время для того, чтобы умереть?
Я швырнула баллонник ему в лицо (и, кажется, попала), а сама бросилась бежать в поле. Кукуруза еще не достигла высоты человеческого роста, и затеряться в ней было невозможно, но я надеялась, что они не станут стрелять мне в спину, потому что их Пророк этого не одобрит.
Стрелять они не стали. Вместо этого бросились следом.
Может быть, у меня и были какие-то шансы, если бы у меня была обувь. Но босиком по полям хорошо только бродить, особенно если ты натура романтичная и любишь собирать росу со стебельков цветов, плести веночки и делать пафосные селфи.
Я наступила на острый камень, сбилась с шага, запнулась о какой-то корень и полетела на землю. Падение было не только обидным, но и фатальным — оно катастрофически замедлило темп и сожрало все те несколько секунд форы, что у меня были. Я только поднялась на ноги, как сильный удар в спину повалил меня обратно.
— Я бы избил тебя по полусмерти, — сообщил мне Кайл, потирая ссадину, оставленную баллонным ключом на его лице. — Но Пророк будет недоволен.
— Слава Пророку, — прошипела я.
Он схватил меня за волосы и потащил к машине. На глазах выступили слезы. Боль, унижение, бессилие. Может быть и хорошо, что следующая я ничего этого не вспомнит.
Мы уже подошли к машине, когда я вцепилась здоровой рукой в его волосатое запястье и ударила его гипсом под колено. Это была уже не попытка сопротивления, я понимала, что оно бесполезно.
Это был манифест. Знак, который должен был им сообщить, что я не собираюсь сдаваться до самого конца. И пусть они лучше прикопают меня в этом кукурузном поле… Так будет лучше для них.
Интересно, моя эта мысль или Пеннивайза?
— Сучка, — равнодушно сказал Кайл и приложил меня головой о бампер. — Но все-таки не ведьма.
— Моя бабушка бьет сильнее, — сообщила я, борясь с потемнением в глазах. Кровь из рассеченной брови снова заливала лицо.
Кайл намотал мои волосы на кулак, и я поняла, что сейчас он повторит попытку.
И это странным образом разблокировало воспоминания о другом здоровом мужике, который наматывал мои волосы на кулак и бил меня по лицу. Это было в Городе, я сидела в его машине и, кажется, на мне были наручники, а он собирался сделать что-то очень плохое, и мне тогда казалось, что выхода нет, вот как его нет прямо сейчас.
Может быть, это и было то происшествие, которое
***
— Приветики! — радостно закричала я, как только передо мной начал обрисовываться овальный контур клоунской физиономии. — Как сам, Пенни? Как дела? Давай сюда красный шарик, старый ты пень!
— Добро пожаловать, девочка Бобби, — сказал он. — Что-то ты сюда зачастила.
— Как же я могу надолго оставить тебя без внимания, Пенни? — спросила я. — Давай, задвинь мне очередную телегу про то, как мне будет плохо, а тебе через это станет хорошо.
Я понятия не имела, что происходит в той, другой реальности. Последним, что я помнила, был сноп искр, возникший перед глазами в тот момент, когда мою многострадальную голову снова приложили о кусок холодного металла. Да здравствует олдскульное автомобилестроение, когда машины делали из металла. Если бы меня ударили о бампер какой-нибудь современной тачки, то там бы только пластик треснул. Дико непрактичные нынче делают тачки.
Судя по тому, что мы пробыли в пути довольно долго, пункт назначения был уже неподалеку, и значит, что в следующий раз я скорее всего очнусь где-нибудь неподалеку от Джеремайи Питерса, который либо что-то прояснит в моей истории, либо поставит в ней окончательную точку.
Не могу сказать, что теперь это меня так уж сильно волновало. Мой нынешний цикл существования явно не задался. Вообще, наверное, было бы здорово, если бы я окончательно чокнулась по дороге в… ну, куда они меня там везут, и дальше им бы пришлось иметь дело с Пеннивайзом.
И пусть насаживает их головы на пики и призывает воронов. Вообще ни разу не жалко.
— Ты что, пытаешься сдаться, девочка Бобби?
— А какая разница? — взорвалась я. — Я ни черта не помню, все от меня что-то хотят, все обо мне что-то знают и не говорят, что именно. Ты хотя бы честен, ты хотя бы говоришь мне, чего тебе от меня надо на самом деле. Так почему бы и нет? Давай сюда чертов шарик!
Любопытно, как часто люди закатывают истерики злобным клоунам, живущим в их подсознании? Насколько это вообще типично? Симптомом какой душевной болезни это является? Мне бы, наверное, с психиатром каким-нибудь не мешало поговорить, но не с ТАКСовским, а с нормальным. Он наверняка расскажет, что клоун — это проекция моего отца, а все его угрозы от того, что меня в детстве недостаточно обнимали…
Или что там еще у них принято говорить.
Мне с самого начала была нужна помощь, но никто мне ее так и не дал. Реджи пытался, но я сама его отшила, потому что Грег и специальный агент Джонсон заморочили мне голову своим чертовым Джеремайей Питерсом, лже-пророком, заморочившим головы целой толпе реднеков, и липовым чудотворцем, с которым я скоро познакомлюсь куда ближе, чем хотелось бы.
Если, конечно, меня довезут живой.
Пеннивайз сунул в рот указательный палец, послюнявил его и нарисовал дорожку слез на своей щеке. После чего наклонил голову к плечу и театрально всхлипнул.