И вот настало Рождество
Шрифт:
Может, я не свожу Ребекку к Санте, и не открою с ней подарки, и не спою дурацкие колядки, и не смогу полюбоваться ею, выступающей на школьной сцене, из толпы гордых улыбающихся родителей, ну и пусть. Я справлюсь.
Рождество без моей девочки не праздник, так что я должен просто стиснуть зубы и пережить его. Нужно закрыть глаза и забыться.
Макс становится на задние лапы и выглядывает в окно.
– Даже не думай устраивать свой любимый фокус и исчезать, когда мы туда приедем, ладно? – говорю я своему жизнерадостному спрингер-спаниелю. – Одно дело вокруг дома по полям бегать, но это новое место.
Коричнево-белый хвост Макса виляет, как маятник. Наклонившись, я глажу его, зарываюсь пальцами в пушистую шерсть. Мы постепенно выезжаем из города и оказываемся на шоссе, которое приведет нас прямиком в Донегол и «уединенное местечко», где я планирую упиваться жалостью к себе, гулять по пляжу и, надеюсь, подружиться с моим новым компаньоном – тишиной. Я хочу притвориться, что Рождества не существует вообще, и надеюсь, что у меня получится.
По радио Крис Ри поет о том, как едет домой на Рождество, поэтому я, как уезжающий на Рождество из дома прочь, немедленно переключаю станцию.
Снеговик Фрости? Нет, спасибо. Переключаю снова. Майкл Бубле?
– Нет-нет, не то настроение, чтобы вас слушать, мистер Бубле. Без обид.
Я нахожу радио «Классика», уверенный, что уж местные квартеты или оркестры вряд ли будут мне навязывать праздничную музыку, но тут же понимаю, что из динамиков доносится «Щелкунчик», поэтому подключаю Bluetooth и врубаю собственный плейлист. Надо было сразу так сделать, уберег бы себя от духа Рождества.
На улице проливной дождь. Дворники работают на полную мощность, Макс сопит, а я пытаюсь не думать о том, что за тридцать семь лет это первое Рождество, которое я проведу в одиночку.
Чарли Ширин, терапевт и человек, который любому может наладить жизнь, бежит от своей и надеется, что две недели, проведенные в одиночестве, подскажут ему, как быть дальше.
На половине пути я останавливаюсь, чтобы зайти в огромный супермаркет, где меня окружают колядующие и призывно трясут ведерками для пожертвований.
– Дорогой, Рождество же. Чего такой кислый? – говорит какая-то старушка. У меня есть что ответить, но я знаю, что намерения у нее добрые. Могу поспорить, нахмуренные брови и тяжелый взгляд выразительнее слов.
Я бросаю им какие-то завалявшиеся в кармане монеты, покупаю продукты и вино для своего отпуска в одиночку, пробираясь сквозь толпы закупающихся в последний момент посетителей. В их тележках столько всего, будто приближается конец света.
– Чертовы праздники, – бурчу я кассирше, которая искренне улыбается мне, пробивая товары, а потом вдруг разражается смехом.
Ну ладно, не настолько и смешно было.
– Полностью с вами согласна, – говорит она, хихикая, будто бы я сказал какой-то тайный пароль. – Так рада это услышать. Чертовы праздники. Чертовы праздники!
А потом шепчет:
– Просто разрекламированная ерунда. Я это все презираю! Дети называют меня Гринчем.
Она все еще смеется, когда я забираю пакеты, и от этого тоже улыбаюсь. Я возвращаюсь в машину, загружаю покупки в багажник и вдруг замираю, вспоминая предыдущие поездки на северо-восточное побережье Ирландии и то, насколько другими они были.
Не побег из города в последний момент. А летние каникулы, заполненные
Мне в те дни никогда не доводилось выбирать музыку, но втайне я был этому рад. На заднем сиденье Ребекка притворялась, что ведерко и лопатка – это барабанная установка, и подыгрывала песне, прося меня подпевать все громче и громче.
«Сделай еще раз смешной голос, папочка! Пожалуйста, спой еще!»
От мыслей о том, как я по ней скучаю, зудит под кожей. Скучаю каждую секунду каждого дня.
– Что думаешь насчет бодрого исполнения The Wheels on the Bus [2] , Макс? – спрашиваю я пса, которому вообще плевать на то, какой за окном сезон или что рядом нет Ребекки, которая делает любое время волшебным. – Притворимся, что едем на летние каникулы, а на улице не эта жалкая слякоть, а яркое солнце.
2
Wheels on the Bus (англ. Крутятся колесики у автобуса) – знаменитая английская детская песенка.
И я, чтобы скоротать время, громко подпеваю и барабаню в такт пальцами по рулю.
Крутятся колесики у автобуса, крутятся, крутятся.
Желудок у меня тоже крутится, но путешествие проходит спокойно. Мысли в конце концов перестают крутиться вокруг чувства вины, и мы проезжаем крошечные деревушки, городки, в окнах которых мигают гирлянды. Прохожие переходят дорогу, нагруженные пакетами и сумками, и, с зонтиками в руках, виляют между машинами.
Длинные дороги растягиваются в ленты, по бокам зеленятся поля, раскинувшись до самого горизонта. Навигатор ведет нас по пугающе узким дорогам с резкими поворотами, и на подъезде к вершинам холмов и долин кажется, будто я играю в какую-то азартную игру. На улице пасмурно, и все едут медленно и осмотрительно. Даже машут проезжающим мимо.
Вот что мне нравится в Донеголе. Дружеское приветствие от незнакомцев, овцы, гулящие у подножия терракотовых гор, растянувшихся вдоль дороги. Широкий небосвод, на горизонте встречающийся с сорока оттенками зеленого. Чувство свободы и открытые пространства, море вдалеке.
Это местечко называется Голова Фанада – как я мечтал оказаться здесь! Уже чувствую, как расслабляются плечи.
– О нет, у кого-то проблемы, – говорю я Максу, когда несколько мгновений спустя натыкаюсь на узкой обочине на машину с поднятым капотом. Радуюсь, что не я попал в эту передрягу, тем более в такой промозглый холод. Еще и снег обещают вечером. Дождь со снегом, потом снег и еще больше снега все ближайшие дни.
Интересно, когда человек становится одержимым прогнозом погоды? У меня что, кризис среднего возраста? Пытаюсь притвориться, будто Рождества не существует, и смотрю прогноз погоды, как мой отец?
Я замедляюсь и вижу женщину, держащую над головой огромный желтый зонт. Одну ногу она согнула в колене и подняла, а на второй, обутой в высокий каблук, умудряется ловко балансировать, склонившись над капотом.
Надо бы остановиться. Опасно, конечно, съезжать на обочину на такой узкой дороге, но не могу же я притвориться, что не заметил ее, и проехать мимо.