И возмездие со мною (Человек боя)

Головачев Василий Васильевич

— Забрали нашего полковника, — глухо проговорил он, разглядывая разгромленную спальню Крутова, поднял с пола джинсы, рубашку, положил на кровать. — Знать бы — кто…

— Расспросим соседей, — предложил Толик.

Панкрат еще раз пригляделся к отчетливому следу рубчатой подошвы (армейский ботинок «леопард», сорок пятый размер) на полу спальни и вышел.

У калитки его ждал небольшого роста быстроглазый мужичок лет пятидесяти пяти в выгоревшей до цвета соломы ветровке, защитного цвета брюках и сапогах.

— Роман, —

представился он, быстро переводя взгляд с одного гостя на другого и обратно, — шабер

я, рядом живу. А вы не Егора ищете, часом?

— Кто к нему приходил? — оглянулся на дом Воробьев.

— Да почитай целый взвод, — заторопился Роман, — на трех машинах аж, ОМОН, кажись. Забрали Егора и Лизку мою увезли тож.

— Лизу, вашу дочь? — удивился Панкрат. — Ее-то за что?

— А кто их разберет. Сказали — как свидетельницу, мол, отпустим скоро. Утром раненько и забрали. Тут чего ночью-то случилось!.. — Роман покрутил головой, зажмурился; было видно, что он не особенно переживает из-за дочери.

— Ночью к Егору военные приходили, стрельбу подняли… ну, мы и попросыпались, людей собрали… я ружье взял… В общем, пугнули армию, убрались оне подобрупоздорову. А вы кто Егору будете?

— Товарищи, — сказал Панкрат, — вместе служили. Так вы говорите, ОМОН его забрал? Точно?

— А как же, точно, я в этом деле разбираюсь, сам служил. Все в маскировочных комбинезонах, в масках, с автоматами, и начальник у них — лейтенант, по две звездочки на плечах. Конечно, ОМОН. Говорят, в Жуковке они теперя обосновались, Казанов из Брянска вызвал, для усиления… это… борьбы, значит, с бандитами.

— Ктокто?

— А начальник милиции, фамилия у него такая — Казанов, а кличут все — Казанова. Шут его знает, что за Казанова такая, но баб, говорят, любит… третий раз женился.

Панкрат и Толик переглянулись.

— Да-а, кликуха у него знаменитая, — ухмыльнулся Толик.

— Что ж, спасибо за информацию, отец. Больше никто к Егору не приходил?

— Дак кто ж придет, коли Осип и Аксинья в больнице? Разве что сестры да Васька… дядя евоный, Василий Иванович, дак оне все знают, где он.

— Что ж не убрали в доме, если знають?

— Дак вить не велели подходить. Как не послушаешь? Власть…

— Понятно. Всего вам доброго.

— Прощевайте, добрые люди. Что говорить-то, ежели спросят — кто заходил?

— Кто спросит?

— Да мало ли… семо и овамо… милиция, к примеру.

Панкрат глянул в хитроватые карие глазки-живчики Романа: отец Елизаветы был далеко не дурак и не так прост, как казался с виду. Он многое замечал и все понимал.

— А ничего не говорите, — посоветовал Воробьев. — Меньше видишь — меньше знаешь, меньше знаешь — меньше отвечаешь.

— Это оно конечно, — покивал Роман с пониманием и вдруг быстро

спросил. — А правда, что Егор человека убил?

Панкрат спокойно закрыл калитку, посмотрел на соседа, лицо которого выражало теперь сомнение и какой-то тревожный интерес.

— А кто сказал, что он убил человека?

— Да ОМОН жа…

— Не верьте. Егор — очень хороший человек, правильный, зря никого не обидит.

— Дак оно-то конечно… — с облегчением вздохнул отец Лизы, — я же и говорю… обознались ОМОНы-то.

— Обознались, — кивнул Панкрат. — Скоро все выяснится. До свидания.

Он догнал ушедшего вперед Толика, и оба ускорили шаг, заметив выглянувших из окон домов с обеих сторон улицы женщин.

— Ты слышал? — задумчиво спросил Воробьев.

— Слышал.

— А понял?

— Если полковника взял ОМОН, то это означает, что его подставили бандиты, инкриминировав ему убийство своего приятеля на складе ГСМ.

— А это означает в свою очередь, что у хозяев зоны очень большие возможности и связи. Они запросто могут организовать свидетелей и доказать вину Крутова, несмотря на его алиби. Полковника надо выручать?

— Как? Атаковать райотдел милиции в Жуковке?

— Пока не знаю.

Панкрат оглянулся. Отец Елизаветы стоял у своей хаты и смотрел им вслед.

ЖУКОВКА

КРУТОВ

Светящееся снежное поле… ночь… звездный купол неба… торжественная морозная тишина… дорога с цепочкой телеграфных столбов… и тихий гул проводов, который можно слушать долгодолго, ни о чем не думая, ничего не желая, кроме бесшумного полета над бесконечным заснеженным полем…

Что-то кольнуло в сердце, словно растаявшая льдинка…

Крутов очнулся.

Никакого снежного поля, никаких столбов с проводами (память детства), никаких звезд — тюремная камера с рядами двухэтажных нар и зарешеченным окном высоко под потолком. И гул в ушах — не от звенящих от мороза проводов, а гул крови в многострадальной голове, получившей немало ударов утром, днем и вечером.

Крутов пошевелился, соображая, что лежит на одной из коек нижнего яруса, повернул голову и встретил внимательный взгляд длинноволосого — волосы собраны в пучок на затылке — молодого человека с буквально светящимися прозрачно-голубыми глазами.

— Живой? — вежливо спросил молодой человек.

— Уйти живым — сейчас уже красиво

… — пробормотал Егор, прислушиваясь к себе. — Странно… помню, как били, но ничего почти не болит… только в голове звон…

— Я вас немножко подпитал, энергетически, не сердитесь.

— За что же? — Крутов задержал взгляд на лице парня, излучавшем удивительное, непоколебимое, наполненное внутренней силой, спокойствие. — Кто вы?

— Меня зовут Ираклий, Ираклий Кириллович Федотов, если угодно. А живу…