И всё им неймётся!

Бушин Владимир Сергеевич

С большим основанием, чем поляки, надеясь на Англию и Францию, финны отвергли наше разумное предложение. Мало того, объявили мобилизацию. Это как же понимать? Им говорят «Давайте торго­вать», а они — всю страну под ружьё.

Увы, началась война, мы должны были обезопа­сить Ленинград. И что? «Это была катастрофа!»— голосит Пивоваров. А катастрофы бывают разные: личные, военные, государственные и т.д. Если, до­пустим, Кулистиков вытряхнет из мягкого и хлеб­ного креслица сотрудничка НТВ, а одновременно супруга выставит того из квартиры и приведёт дру­гого, а родители проклянут за многолетнюю кинол­живость, то это настоящая личная катастрофа. А что произошло в 1940 году в Финляндии? Война была трудной, с многими просчётами, с большими жерт­вами... Но, может, наши войска были на голову разбиты? Нет. Может, Красной Армии не

удалось вы­полнить ни одну из поставленных перед ней задач? Нет, все выполнила, все решила. Может, несмотря на это, мы почему-то явились в Хельсинки и подписали там мирный договор на финских условиях? Нет, всё было наоборот: финны примчались в Москву и под­писали мир на наших условиях. Где же катастрофа? Она, Пивоваров, у вас в штанах и под шляпой.

«Вместо запланированных 15 дней кампания длилась 115 дней». На самом деле — с 30 ноября по 13 марта, т.е. 104 дня. Вот ведь натура! Хоть на 10 дней, а соврёт. Не может и дня прожить хотя бы без мелкой пакости. Никто и не думал о 15 днях. На со­вещании начальствующего состава РККА 14 апреля

1940 года Сталин говорил: «Мы считали, что, воз­можно, война с Финляндией продлится до августа или сентября» (СС., т. 15, с. 350). То есть дней 120­150. И кому же нам верить — наёмному пакостнику или вождю народа?

И хотя пришлось воевать и пролить немало кро­ви, однако Советский Союз, победитель, тогда в 1940 году добровольно уступил Финляндии район Петса- мо (Печенга) с его богатейшими залежами никеля. Добровольно! И Пивоваров об этом, конечно, ни сло­ва. Но в 1944-м за дурное поведение финнов в ком­пании Гитлера мы отобрали Печенгу обратно. А как же! Надо вести себя прилично.

Тут нельзя не вспомнить, что пишет о фин­ской войне 1939 года главный консультант фильма М.Солонин. Он называет её «преступной и подлой». А в условиях начавшейся мировой войны оставить вторую столицу на расстоянии одного марш-броска от границы и нескольких минут лёта бомбардиров­щика весьма опасного соседа это, по Солонину, было бы высшим проявление заботы о стране, о родном народе.

Очень он возмущён нашим ударом по финским аэродромам 25 июня 1941 года. И до сих пор терза­ется, почему за этот налёт его родина не оказалась вместе с фашистской Германией на скамье подсуди­мых в Нюрнберге?

Во-первых, говорит, у финнов и авиации-то ника­кой не было. Так, мелочишка: «несколько десятков истребителей да 22 бомбардировщика» (с.55-56). Но вот цифра в книге, специально посвящённой авиа­ции в годы войны: 295 самолётов (И.Тимохович. Небо войны. М., 1986, с. 28).

Во-вторых, говорит, бомбили-то не аэродромы, а мирные города, и они полыхали, они полыхали... Ка­кие города? Военная тайна. И большая тупость. Если немцы в первый день войны нанесли удар, прежде всего, по 66 нашим аэродромам, что вполне естествен­но, ибо на них базировалось 65% авиации западных военных округов, которую враг хотел уничтожить или вывести из строя (М.Кожевников. Командование и штаб ВВС Красной Армии. М., 1977. С. 36), то, ко­нечно, и у нас в данном случае была такая цель, удар был нанесён по 19 аэродромам, уничтожен 41 само­лёт. А всего за несколько дней бомбили 39 аэродро­мов и уничтожили или вывели из строя 130 финских и немецких самолётов (там же, с. 46). Кому непонят­но, что в первую очередь надо выбить оружие из рук врага? Солонину непонятно — зачем, когда для пиро­эффекта можно бомбить мирные города?

В-третьих, говорит, Финляндия же была ней­тральной, тихой, любезной страной. Как можно было её бомбить! Конечно, конечно. Но вот что, по его собственным словам, Гитлер сказал Молотову в ноябре 1940 года в Берлине: «Правительство Герма­нии не могло бы терпимо отнестись к новой войне России против маленького финского народа». Это— из обращения Гитлера к германскому народу 22 июня 1941 года. А в конце он сказал: «Немецкий на­род! В данный момент осуществляется величайшее по своей протяжённости и объёму выступление во­йск, которое только видел мир. В союзе с финскими товарищами стоят бойцы вермахта. Немецкие диви­зии защищают вместе с финскими героями финскую землю... Да поможет нам Господь в этой борьбе!»

Господь помог не фашистам, а коммунистам. Но какие же тут могли быть сомнения о позиции Фин­ляндии? И всё это стало известно нам в тот же день 22 июня. А Солонин о заявлении Гитлера не знает? Нет, оказывается, знает. Но божится, что Риббентроп немедленно выступил с опровержением

этих заяв­лений: финские герои, дескать, никакого отношения к начавшейся войне не имеют. Иоахим опровергает Адольфа... Зрелище, достойное богов. Солонин, ла­пушка, поищите дураков в другой деревне.

Но он снова: а главное, говорит, в-четвертых, по­сле того, как мы отвоевали у финнов Карельский пе­решеек, но подарили им Петсамо, они так полюбили нас, так полюбили, что если бы мы их не огорчили бомбёжкой, и они оставались бы нейтральны, то не было бы никакой блокады Ленинграда, финны регу­лярно поставляли бы в город свежие яйца, отменное молоко, сметану, ветчину, а замечательный сыр Viola не сходил бы со стола у счастливых ленинградцев. Мало того, и платить за это нам ничего не пришлось бы: «Богатая и крайне щедрая Америка заплатила бы финнам за поставки продовольствия для Ленингра­да» (с. 81). Какие тут могут быть сомнения? Подарил же, говорит, Рузвельт товарищу Сталину за красивые глаза сотни тысяч «Студебеккеров» (с. 121). Так-таки и подарил? Да откуда взял-то? Как видно, сообщил ему об этом с того света сам Эдвард Стеттиниус, за­нимавшийся ленд-лизом.

Самое примечательное в данном протуберанце малоумия вот что. Эти солонины тридцать лет поно­сят советское руководство за то, что оно прошляпило день агрессии. И, казалось бы, должны приветство­вать наш упреждающий удар. Нет! И это их бесит. Ну, никак не угодишь, ничем не порадуешь эти па­триотические души!

Марк Солонин, почётный житель Самары, писал свою книгу «22 июня», как Шолохов «Тихий Дон»

— 15 лет. А ведь книг с таким именно названием множество — от уже почти забытого А.Некрича до недавней книги А.Мартиросяна. Казалось бы, в чём дело? Сиди и списывай своими словами. Конечно, творчески. Он этим, в основном, и занимается, но бесталанно, неуклюже.

Написал, говорит, 138 тысяч слов, и каждое сло­во, конечно же, выстраданная святая правда. Можно ли не поверить, если книгу автор посвятил своему отцу Семёну Марковичу, участнику войны? Как Гав. Попов свою книгу «Три войны Сталина» — род­ственникам. Как Радзинский книгу «Сталин»: «Отцу посвящаю книгу эту». Хотя его отец всю войну пре­бывал с женой и юным Эдиком в Ташкенте, где су­пруги, по непоэтичным словам А.А.Ахматовой, си­стематически обворовывали её продовольственный паёк. А Эдик уже в старости продолжил любимое дело любимых родителей: обворовал Марину Ан­тоновну Деникину, дочь известного генерала, по оплошности подарившую ему в Париже своё сочи­нение о Распутине. Но главное, как выяснилось, и книга пенсионера Эдварда написана лживой рукой.

Однако, не будем спешить в случае с Солониным, беспристрастно откроем его сочинение. И что мы ви­дим? Прежде всего автор благодарит за помощь трёх историков, двух философов, одного библиотекаря и одного полотёра. Да ещё и читателей, особенно до­тошных, у коих достанет терпения дочитать книгу. Значит, и меня персонально, я дочитал. Гран мерси, Марк Семёнович... Разумеется, есть и эпиграф и, ко­нечно, это Ахматова, жертва Радзинских. Как у Гав. Попова.

И вот, преодолев краткое обращение «К читате­лю», приступаем к предисловию: «Подлинные доку­менты войны засекретили и стерегли за семью зам­ками как особо важные тайны государства». И такие жалобы — на протяжении всей книги: «И по сей день огромные пласты документов всё ещё скрываются». Ах, как нехорошо вела себя Советская власть! Да и нынешняя странно. Но, во-первых, а лучше ли ведут себя благородные лорды и премьеры её величества королевы Англии? Ведь они вот уже восьмой деся­ток лет держат под четырнадцатью замками важней­шие документы, связанные с прилётом к ним совсем незадолго до нападения на СССР Рудольфа Гесса, заместителя Гитлера. Ясно, что для переговоров. И неизвестно, когда рассекретят. Что за некрасивая ма­нера, сударь, видеть соломинку в глазу родины и не замечать бревна в глазах прекрасных демократий?

Во-вторых, Советской власти нет уже двадцать лет. А нынешняя антисоветская власть, начиная с Путина и Медведева, по причине банкротства крайне заинтересована, чтобы оболгать всё Советское вре­мя, в том числе и Отечественную, чем они без устали и занимаются. Поэтому, если советские документы могли помочь в этом деле, они их не только опубли­ковали бы, но и поручили Кириллу Серебренникову поставить оперу по ним. Но опер, увы, нет. Что это значит? Только одно: кремлёвские антисоветчики бо­ятся этих документов, они крайне опасны для них.