И всё им неймётся!

Бушин Владимир Сергеевич

Далее, наступление по всему фронту нашей гра­ницы от Баренцева до Черного моря, которое Гитлер с полным основанием назвал величайшим в истории, вы именуете «тактической внезапностью», несуще­ственным «тактическим преимуществом «первого удара». Если это тактика, то что же такое стратегия? И возмущаетесь, что советское руководство этой внезапности не предугадало.

Действительно, не предугадало. Но вы при этом умалчиваете, что у нас были с Германией два дого­вора, исключавшие всякую возможность нападения,

— это же непорядочное, нечистоплотное умолчание. Тем более, что французы и англичане находились уже больше восьми месяцев в состоянии войны с немцами и всё-таки 10 мая 1940 года прошляпили внезапный удар. А ведь у них тоже имелись свои «Зорге», «Кор­сиканец», «Старшина». Ещё в марте о

замысле Гитле­ра дважды предупреждал французов не кто-нибудь, а сосед Чиано, министр иностранных дел Италии да ещё зять самого Муссолини, собеседник Гитлера. Это тебе не странствующий журналист Зорге на другой стороне земного шара. Предупреждал французов о готовящемся наступлении и генштаб Голландии. На­конец, вечером 9 мая дежурный офицер разведотдела Ставки, исходя из анализа поступивших сообщений, предложил принять срочные меры. И получил ответ: не трепыхаться! (ИВМВ. Т.З, с.91)

А американцы? Почти две недели открытым мо­рем — где там замаскируешься? — к Гавайям шла огромная эскадра из 32 кораблей, в числе которых шесть авианосцев, два линкора, три тяжёлых крей­сера... Когда 6 декабря пришли какие-то первые тре­вожные вести, Рузвельт позвонил главнокомандую­щему военно-морскими силами адмиралу Старку, но ему ответили, что в сей момент их благородие в Национальном театре на спектакле «Принц-солдат». Ну совершенно, как за полгода до этого командую­щий Белорусским военным округом генерал Павлов вечером 21 июня сидел в театре на спектакле МХА- Та, приехавшего в Минск на гастроли! Не хватало только одного: чтобы смотрел Павлов спектакль «Шельменко-денщик». И когда 7-го Рузвельту уже достоверно сообщили о катастрофе Пёрл-Харбора, он воскликнул: «Не может быть!»

Да взять и самих немцев. Наше контрнаступление под Москвой было для них полной неожиданностью. То же самое — и контрнаступление под Сталингра­дом, то же самое — и наш упреждающий артилле­рийский удар на Курской дуге... Но самой большой неожиданностью для Гитлера и его сатрапов были разгром вермахта, сдача Берлина, подписание без­оговорочной капитуляции. Вам хоть приходилось слышать обо всём этом в своём погребе?

Вот, ещё уверяете, что в мае 1940 года на севере Франции у приморского Дюнкерка немцы «окружи­ли главные силы союзников» (с. 319). Силы союз­ников — это 147 дивизий, а у Дюнкерка оказалось лишь 40. Разве это «главные» силы? И немцы их во­все не окружили, а отрезали от главных сил. И 338 тысяч англичан, французов и бельгийцев благопо­лучно удрали через Ла-Манш в Англию, где тихо просидели три года, наблюдая, как Россия обливает­ся кровью, и читая сочинения Солонина о том, как бездарны советские генералы.

Ещё, касаясь темы союзников, вы пишете: «В июле 1941 г. Жуков не мог предположить, что «англо-американские империалисты» пришлют в помощь Сталину 17 млн. тонн военных грузов» (с. 84). Это почему же не мог? Сразу после нападения фашистов Черчилль, а потом Рузвельт выступили с заявлениями о готовности оказать нам помощь. Сталин 3 июля известил об этом наш народ. И надо помнить, что даже такой циник, как Трумэн, при­знавал: «Деньги, истраченные на ленд-лиз, безу­словно, спасли множество американских жизней. Каждый русский солдат, который получал снаря­жение по ленд-лизу и шёл в бой, пропорциональ­но сокращал военные опасности для нашей моло­дёжи» (Э.Стеттиниус. Ленд-лиз — оружие победы. М. 2001, с. 396). Так что мы платили не только зо­лотом, но главным образом — кровью. И генерал Жуков знал это ещё тогда, а вы, представляя это по­дарками за красивые глаза, о чём говорилось выше, лжёте даже сегодня. Некрасиво.

Трудно понять, что с вами, Марк Солонин, когда видишь, что в одной фразе о героической обороне Москвы и Ленинграда у вас говорится об «обороне Баку»(с. 84). Что это такое? Может, у вашего отца есть медаль «За оборону Баку»? Может, это город- Герой? Вот у Радзинского, вероятно, остались от родителей две медали «За взятие Ташкента». А что у вас?

А на кого вы рассчитывали, когда писали, что пе­ред войной и даже в 1940 году «производственные мощности немецких заводов были загружены изго­товлением патефонов и велосипедов, радиоприем­ников и легковых машин, фельдеперсовых чулков да бритвенных лезвий»(с.12). А советские заводы? О, страшно сказать... Но ведь всё, мол, нелепо,

всё ку­рам на смех. Вот штурмовик Ил-2, которому в род­ной Самаре даже памятник поставили. «В пилотской кабине размещается один человек. Кроме прицели­вания, у него в бою много других дел: ноги на пе­далях разворота, правая рука на ручке управления, левая рука управляет двигателем...» и т.д. Словом, совершенно непонятно, как он может стрелять. Пра­вильно. Только на самолёте не один, а два лётчика, второй — стрелок-радист. И не было за всю войну лучшего штурмовика, чем Ил-2, потому и построи­ли их больше 36 тысяч. Вы бы хоть только над этой цифрой подумали, прежде чем рот разевать.

Господи, как они похожи с Пивоваровым. Помни­те, Алёша тоже потешался над нашим замечатель­ным автоматом ППШ: «Ведь его зарядить — целая история, морока, проблема!» Конечно. Для рук, ко­торые ничего тяжелей столовой ложки не держали, и ни к чему, кроме гонорара, не тянулись. Ну, может, ещё тянутся к тому, о чём выразительно писал Илья Сельвинский:

Тихонько, осторожненько пуговку на лифе — удивлённо выкатилось спелое ядро...

Но сомневаюсь...

А этот не знает даже или сознательно врёт, какими силами обрушилась на Советский Союз фашистская Германия: «трёхмиллионный вермахт»! Почти в два раза урезал. И боевой опыт, говорит, у вермахта со­вершенно пустяковый: «Давайте попробуем восполь­зоваться головой и зададим ей простой вопрос: когда и где мог вермахт набраться этого самого «двухлет­него опыта»? Три недели боев в Польше, три-четыре во Франции, неделя в Югославии. Вот и всё. Даже чисто арифметически это два месяца, а не два года». Как всё — а где, например, бои в Норвегии, в Греции? Где «битва за Англию»? Но главное, голова, которая соображает лишь арифметически, может служить только вешалкой для шляпы или быть дворковичем у Медведева.

Ну, кому не ясно, что даже обыкновенное еже­дневное обучение уже отмобилизованной армии, даже бескровные захваты Мемеля, Чехословакии и Австрии, даже маневры имеют немалое значение для боевой подготовки армии. А тут — в Польше укоко­шили 64 тысячи человек да 134 тысячи покалечили. Это же надо уметь! Это «наука». И своих потеряли в общей сложности около 45 тысяч. Во Франции, опи­раясь на опыт в Польше, истребили уже 84 тысячи французов и 68 тысяч англичан, да сами потеряли 45 тысяч убитыми и около 100 тысяч ранеными. Это вам не маневры! Если голову Солонина спросить, допу­стим, для простоты, сколько времени потребовалось Елене Исинбаевой для мирового рекорда, она отве­тит: «Вот Леночка бежит, вот милашка опирается на шест — гоп, и рекорд готов! Секунд 15-20». «Молчи, пустая голова!» — как сказал незабвенный Руслан. За этими секундами, за рекордом стоят годы напряжён­нейшей работы, учёбы, тренировок, строгого режима. Так же — и за кровавыми блицкригами фашистской армии, ведь они были тоже своего рода «рекордами». Как можно, живя в славном городе Самаре, не пони­мать такие вещи! Это ж позор для города!

А силишки-то у трёхмиллионного вермахта то там, то здесь были просто хилые. Так и пишет: хилая ар­тиллерия, худосочные танкетки... Вот, говорит, пуш­чонку времён Первой мировой войны тянет-потянет, вытянуть не может шестёрка хилых лошадок. Или взять бомбардировщик Юнкерс-87. Да это сущий лаптёжник (с. 166). Однако «катастрофический раз­гром Красной Армии можно списать на действия хи­лых сил немецкой авиации» (с. 170). Кто не понял?

А ещё, мол, слышим «бесконечные причитания партийных пропагандистов, что «на Германию рабо­тала вся промышленность покорённой Европы» (с. 100). Да ничего подобного! Сталинская пропаган­да. Правда, в 215 моторизованной дивизии имелись французские, бельгийские и чешские грузовики. Так это ж чистая случайность! Да вот ещё в 7 танковой дивизии из 265 танков было 167 чешских и только 98 своих плюс 167 танковых пушек чешской фирмы «Шкода». А всего в июне 41-го перешли границу только 820 чешских танков (с. 132-133). Разве мно­го? Ну, были ещё и румынские, вернее, сделанные во Франции танки Первой мировой войны. Крохи! Правда, танки, самолёты, орудия были, разумеется, и у союзников — от Финляндии до Румынии.