И Всюду Тьма
Шрифт:
Ана несколько раз недоуменно моргнула, и вдруг ее пробило на смех.
— А-а, ха-ха, вот в чем дело! — Она прикрыла рот, чтобы не было видно ее ухмылки, потому как звонкий голос Николь привлекал все больше внимания.
— Ты… ты смеешься?! Что ты с ним делала, отвечай! — Николь была вся красная, в глазах плясали искры.
Она, дымящаяся от кипящей ревности, вызывала у Аны приятное чувство превосходства, отчего у нее совершенно не было желания успокаивать бурную фантазию коллеги Карла, зато было желание продолжать веселиться.
— А как вы думаете, чем могут заниматься в романтическом уединении
Свое представление она закончила несдержанным выдохом. Николь опешила от дерзости и, очевидно, от определенных мыслей, на которые намекали слова Аны.
— Нет. Не может быть. Карл бы никогда… С такой как ты… Я не позволю. Не допущу.
Ана старательно сдерживала смешки, наблюдая за растерянным лицом Николь: такой она ей нравилась сильно больше. Однако в комичности сложившейся ситуации, Ану смущала эта одержимость Карлом. Она задумалась, какую историю, какое прошлое они разделяют, что Николь буквально сходит с ума.
Вдруг все смолкли. Ана сразу поняла — король прибыл. Она поспешила было в сторону пьедестала, но было поздно: плотная толпа вокруг не давала и шанса рассмотреть происходящее вблизи. Зал склонился в приветственном реверансе. С королем Яковом IV Мариандским прибыло все семейство — королева Антония, кронпринц Ингрид и, конечно, тот, кто сегодня был нужен Ане, — принц Ян. Все они были одеты в светлые одеяния, контрастирующие с темой бала, призванной помянуть погибших дворян. Блестящее платье королевы, заметное даже из самого дальнего угла, сверкало тысячами камней, и их отблески были столь яркими, что зарябило в глазах.
— Благородные господа и прекрасные дамы! — раздался гнусавый, но громкий, усиленный Светом голос короля, — в этот день мы собрались, чтобы оплакать наших потерянных вассалов, друзей и мужей. Беспрецедентная трагедия унесла их жизни, но не будем печалиться и впадать в отчаяние. Не дадим их наследию сгинуть, заполним пустоту, оставленную ими, нашими усиленными трудами! — Он поднял бокал, и толпа вторила ему. — В Совете Светлых освободилось четыре места, и через месяц я назову тех, кто достоин будет их занять! Возрадуйтесь же, мои подданные, ибо радость рассеивает печаль!
Слушая речь, Ана чувствовала, как под кожей ползали черви. Ей стало мерзко от добрых слов короля, поминающего тех, для кого ее страдания были лишь развлечением на вечер. Она панически огляделась в поисках Кеннета, уверенная, что рядом с ним беспокойство уйдет, но его нигде не было видно. Ана вздохнула. Конечно, он был безумно занят. Нельзя было просто фланировать по залу, при этом целясь в одно из мест в Совете Светлых.
Совет Светлых был высшим совещательным органом, помогающим найти решения по важным государственным вопросам. Его члены разъясняли королю положение дел в Каритасе и руководили теми направлениями правительства, к которым Яков IV не имел интереса. В него входило двенадцать человек: это были аристократы, первосвященники, преуспевающие купцы, иногда даже Инквизиторы. Каждый его член имел возможность не только влиять на дела и политику страны, но и свободно посещать территорию королевского дворца, а также иметь
Король Яков IV завершил свою речь, и королевская семья спустилась в зал, чтобы поприветствовать аристократию лично — пожать руки и перекинуться несколькими словами. Ана в свою очередь намеревалась не упускать принца Яна из вида, а в лучшем случае найти способ познакомиться лично. В конце концов она приехала на бал не затем, чтобы есть пирожные. Она направилась в его сторону, но ее схватили за плечо. Обернувшись, она увидела все еще перекошенное от гнева лицо Николь.
— Пустите! — Ана нахмурилась и попыталась вырваться.
— Никуда ты не пойдешь, прошмандовка! Мы не договорили!
У Аны округлились глаза от удивления, что Николь настолько перестала себя контролировать.
— Да как вы смеете… — Ана продолжала пытаться вырваться, — мне не о чем с вами говорить!
Вдруг она почувствовала жжение там, где Николь ее схватила. Плечо Аны засветилось, и жжение перешло в боль. Ана в ужасе закричала, и только тогда безумная женщина ее отпустила.
На крик подбежало несколько человек, с беспокойством интересуясь ее самочувствием. Она прикрыла ожог рукой и поспешно ответила, что все в порядке. Николь уже не было видно, она ускользнула в суете.
«Что это было?» — Ана задавалась вопросом, пока озиралась в поисках Кеннета.
Знакомство с принцем теперь отошло на второй план. Нужно было срочно рассказать о произошедшем графу и попросить его вылечить рану. Ожог ныл и пульсировал, но Ана не могла убрать с него руку. Она обходила зал, но никак не могла найти Кеннета. Людей, казалось, становилось все больше и больше. Они тесно и плотно стояли, и воздух был заполнен смесью парфюмов и пота так, что нечем было дышать. Ана окунулась в бесконечный шум музыки, болтовни, смеха, чавканья и звона бокалов. На нее беспрестанно припадали, неосторожно наступали на платье, пихали локтями. От давки и суеты закружилась голова, однако Ана продолжала пробираться через толпу. Кеннет был ей нужен, сейчас, срочно. Ей было очень больно, и она ощущала, как сознание затуманивалось.
Ана в очередной раз отвлеклась на чьи-то пьяные извинения, и чуть не столкнулась с человеком. Люди тут же отпрянули и появилась возможность дышать. Она подняла глаза, настала ее очередь извиняться, но слова застряли в горле. Перед ней стоял молодой мужчина в бело-красном мундире с золотыми эполетами. У него были тонкие черты лица: острые скулы, нос, немного смотрящий вниз; длинные светлые волосы, собранные в хвост, а на губах играла озорная улыбка, которая при взгляде на Ану растворилась. Глаза его сузились в презрительную щель.
Ана не могла поверить своим глазам. Она больше никогда не рассчитывала увидеть человека, стоящего перед ней. И уж тем более не здесь, не сейчас, не в этой роли. В памяти вихрем взвились воспоминания: «Подвал, она и Дионис, ее дорогой, любимый друг…».
«Дионис… Принц Ян…» — она прошептала одними губами и отступила в растерянности. Ана не могла понять, как возможно, что мальчишка-оборванец, вместе с ней проклинающий весь свет, мог быть королевским сыном. И тем, чей разум ей предстояло подчинить. Жгучая боль в руке больше не чувствовалась.