И Всюду Тьма
Шрифт:
Обидчицы стояли неподвижно, не ощущая ни времени, ни пространства. Ана уже выпустила Тьму — и первое, что она сделала — это приказала разумам девушек замереть.
Во время одного из ее уроков с Кеннетом они подготовились к ситуации, когда Ана встретит знакомое лицо. Как объяснил граф, она не могла просто удалить себя из воспоминаний человека: в лучшем случае сознание придумает замену потерянному, но наверняка его не предскажешь, а в худшем, если оставить за скобками возможность сумасшествия, — человек или его близкие заметят использование Тьмы. В мире,
Ана думала об одном из указаний Кеннета: «Вмешивайся минимально, меняй воспоминания только по необходимости». Она собиралась нарушить его. Ее обида была больше беспокойства о безопасности.
Ана чувствовала тепло рук обеих девушек и видела, как на ладони, всю их жизнь, каждую мысль, какое желание, каждое беспокойство… Она мягко улыбнулась, увидев, как они ласковы со своими семьями, но за этой улыбкой стояли река пролитых слез, море проклятий и всего один вопрос: «За что?».
Ана собрала каждое воспоминание с ней, каждый взгляд в ее сторону, каждое слово, брошенное в нее — в них не было ни мгновения сочувствия или доброты, ни сомнений, ни угрызений совести.
И она поменяла их.
В новом прошлом ни одна из девушек никогда над ней не издевалась, бедной и забитой Аны больше не существовало в их сознании. Теперь в них жили две новые жертвы, которых били, обзывали, втаптывали в грязь. Ана вложила в них всю свою боль, каждое мгновение унижения, каждый кусочек разбитой гордости, раздавленной веры в себя, выжженную дотла надежду.
Она поменяла их местами с собой. А потом приказала молчать об их испытанных страданиях: они никогда не смогут говорить об этом, просить утешения, излить душу.
Ана отпустила разумы и руки. На нее смотрело две пары недоумевающих глаз, на дне которых затаилась тягучая грусть. Ана легко ее узнала, ведь столько раз видела это выражение лица в зеркале.
— Мы знакомы?
— Нет-нет, произошла всего лишь досадная случайность! — Ана показала на свое мокрое платье. Вино продолжало капать с него, не успев впитаться.
— Какой ужас, позвольте помочь! — одна из девушек нашла салфетки.
— Что вы, все в порядке! Я боюсь вы запачкаетесь, — Ана отказалась от помощи и пошла в уборную приводить себя в порядок.
Это оказалось легко — на черном атласе не было заметно ни цвета, ни влаги. Оставалось только обтереть открытую кожу, чем Ана и занялась. В душе витала радость, но не светлая и беззаботная, а темная, липкая и мрачная. Она была смешана с остатками из отчаяния и страданий, она была порождена злостью. Ана улыбнулась своему отражению, широко, искренне, а потом тихонько засмеялась себе в кулак. И вдруг заметила, что ее обычно распахнутые глаза сузились в щелки: презрительные, циничные, беспощадные.
Все же иссиня-черное платье ей очень шло.
Ана вернулась в бальный зал. Она направилась к столу с пирожными, которые ей так и не удалось попробовать, а очень хотелось. Аппетит разыгрался с новой силой.
— …Ана, —
Она вздрогнула и развернулась.
— Граф.
— Что сейчас произошло? — Похоже, он не соврал, когда пообещал, что будет наблюдать за ней.
— На меня разлили бокал вина. — Губы Аны сложились в ухмылку.
— А дальше?
— Это оказались мои старые знакомые, и как вы меня и учили, я заменила им воспоминания о себе, — прошептала она.
Ана была невероятно довольна собой.
— И все?
— Да.
— Врешь, — отрезал Кеннет.
Ана молчала, сдерживая свой отравленный смех. Граф нахмурился.
— Надо поговорить, пойдем потанцуем, — Кеннет подал ей руку.
Когда вокруг столько людей, затеряться в буре танца было прекрасной идеей. Можно шептаться и это воспримут, как флирт. Конечно, могут и попытаться подслушать, да не успеют.
Ана положила руки на плечи Кеннету, он притянул ее к себе, так близко, что у нее перехватило дыхание, он уткнулся ей в шею и зашептал:
— Не играй со мной, Ана, рассказывай, — процедил он сквозь зубы.
— Граф, все правда в порядке! Я все сделала, как вы учили. — Сердце Аны трепетало, но на этот раз столь интимная близость с Кеннетом к этому не имела никакого отношения.
— Если так, то в чем проблема мне рассказать? — с подозрением спросил Кеннет.
Они кружились в танце, быстро, легко и естественно. Иногда Ане казалось, что это зал движется, а она стоит на месте.
— Вы очень хороший танцор, граф Блэкфорд, — с придыханием шепнула она.
Ее пьянил окутывающий аромат вина, тепло тела Кеннета, вжимающегося в нее и чувство удавшейся мести. Нет, справедливости.
— Оставь это для Карла, — Кеннет сжал ее талию крепче, но в этом жесте читалось исключительно раздражение.
— Ладно-ладно, — Ана шуточно насупилась, а потом продолжила, — те девушки, они обижали меня еще когда я училась в Академии…
Она рассказала Кеннету все от и до: о всех пережитых мучениях, издевательствах, насмешках. Впервые эти воспоминания не вызвали у нее желания скрыться, замереть, избегая боли.
Закончив свою историю, Ана торжествующе улыбнулась:
— Я ис-це-ле-на!
Глава 35. Как обрести Свет
Это было не полное исцеление — зарубцевалась лишь одна, маленькая, незначительная ранка среди всех, подаренных Ане ее неудачливой жизнью. Но пока что этого было достаточно.
— Столь мелочная месть не стоила риска, — Кеннет и не пытался сдерживать раздражение.
Танец закончился, и граф потащил Ану на воздух, подальше от лишних глаз и ушей. Терраса, на которую они пришли, оказалась так далеко, что Ана порядком запыхалась, поспевая за графом. Она села на белокаменную скамейку и посмотрела в темное, безлунное небо. Уже стемнело, прохладный воздух скользнул по шее, ключицам, плечам Аны, оставив после себя неприятные мурашки. Она поежилась. Кеннет хмурился и, судя по виду, не планировал заканчивать разговор.