И заблестит в грязи алмаз

Иващенко Илья

Глава 3

Блины с кашей или панкейки с пориджем

Ferox verbis.

You know, it's kinda hard just to get along todayOur subject isn't cool, but he fakes it anywayHe may not have a clue and he may not have styleBut everything he lacks, well, he makes up in denial

Если культурно-языковая война между англосаксами и славянскими народами как феномен и существовала в XXI веке, то Родиона Рязанова смело можно было именовать

ее генералом Власовым. Предав однажды культуру и язык своего народа, Родион Амадеевич, которого все друзья звали просто Радик, сознательно перешел в стан врага и отважно воевал с тех пор на его стороне. Внешне это выражалось в нескольких взаимосвязанных аспектах.

Во-первых, Родион демонстративно презирал все русское по происхождению, будь то литература, музыка, живопись, кинематограф или предмет материального мира. Причин у подобной нелюбви и предвзятости не было, да он и не очень-то утруждал себя их поиском или хотя бы выдумыванием. Все русское заведомо заслуживало с его стороны как минимум скепсиса единственно в силу того основания, что оно являлось русским. В противовес своей ненависти к отечественному, все американское Радик искренне превозносил и боготворил. В особенности он поклонялся афроамериканской хип-хоп культуре и пытался всячески ей подражать. Что характерно, поводов для такого страстного обожания у него тоже не было. Все американское, в его глазах, независимо от содержания и истинного качества, априори признавалось недостижимым идеалом или по меньшей мере стандартом качества просто потому, что было выпущено американцами, которые, как известно, делают только годноту.

Во-вторых, в логическое продолжение своей приверженности Рязанов умышленно преследовал цель засорения своей речи как можно большим количеством заимствований из английского языка, дабы соответствовать новомодным молодежным веяниям и выгодно, как ему думалось, выделяться на фоне использующих скудный и невыразительный русский спич деревенщин. Если фраза целиком и полностью состояла из слов богомерзкого родного наречия, а разбавить его безжизненное пластмассовое звучание теплым ламповым звуком столь приятных его уху англицизмов не представлялось возможным, Родиону приходилось выкручиваться из положения при помощи абсолютно универсального спасительного «йеп». При этом фонетически настраиваемая длительность гласного Е в «йеп» играла ключевую роль при дифференциации различных оттенков его значений и напрямую предопределяла соответствующую продолжительности слога сопутствующую коннотацию. Так, например, короткое «йеп» использовалось, скорее, как междометие и обладало в целом нейтральной эмоциональной окраской, в то время как средней длительности «йе-е-еп» в зависимости от интонации и контекста могло означать либо удовлетворенное одобрение, либо сдержанное удивление. Длинное протяжное «йе-е-е-е-еп», как правило, выражало или неодобрительное разочарование, или сильное изумление, или же сигнализировало о состоянии фрустрации.

Еще одной отличительной характеристикой радиковского фирменного лексикона, помимо неоправданно и неуместно часто употреблявшихся англоязычных заимствований, выступали мигрировавшие из разговорного стиля письменного общения в его устную речь сленговые сокращения часто применяемых в повседневной жизни общеупотребительных слов, которые он произносил именно в их жаргонной урезанной форме. В частности, вместо «что-то» он пользовался лексическим обрубком «чет», вместо «просто» – «прост», вместо «сколько» – «скок», вместо «только» – «ток», вместо «короче» – «короч», и т. д., и т. п.

И, наконец, в-третьих, Родион Амадеевич агрессивно проповедовал идеи стремления к так называемой американской мечте и ведения американского образа жизни, понимание которых носило у него извращенный характер, и которые он безжалостно перекраивал под собственные мировоззрение, жизненные ценности и идеалы, а также суровые, совершенно не подготовленные к воплощению в них каких бы то ни было мечтаний российские реалии. Определенное сходство между обозначенными концепциями и искаженной картиной мира Рязанова прослеживалось лишь в том общем для них убеждении, что, как выражался сам верный адепт супостатской идеологии, «надо рубить кэш,

йеп». В остальном же главными ориентирами и объектами вожделения для него были дорогие брендовые вещи, предметы роскоши и «лакшери лайфстайл» как таковой. В общих чертах Радик представлял из себя образцовый экземпляр того личностного типажа, что в его любимой всем сердцем Америке насмешливо зовется «wannabe». Сам же воннаби об этом догадываться, ясное дело, не смел.

В придачу ко всему вышесказанному, Родион был выходцем из очень обеспеченной семьи, то есть входил в разряд немногочисленных вымирающих рандомельских мажоров; нигде не работал, перебиваясь лишь случайным заработком; проводил подавляющую часть своего времени за играми перед экраном монитора и на разного рода тусовках, где губил свое здоровье непомерными объемами выпитого алкоголя; обладал смазливой внешностью; был на целую голову выше Энвидия и, в отличие от него, имел атлетическое телосложение, а также подаренные родителями двухкомнатную квартиру и черный BMW X5, в связи с чем объяснимо и закономерно пользовался большой популярностью у противоположного пола.

Как уже можно было догадаться, все вышеперечисленное – как по отдельности, так и в совокупности – резко контрастировало с жизненной философией Марковича. В связи с этим Радик откровенно раздражал Сапога, который не особо-то старался это скрывать и зачастую в открытую глумился над речью, суждениями и способом существования друга. Взаимоотношения же их вследствие этого всегда были весьма сложными и запутанными.

Ну а Энвидий тем часом приближался к месту своего назначения. Как ни странно, но остававшийся до жилья Рязанова отрезок пути он осилил без каких-либо происшествий и вызванных ими репутационных, равно как и имущественных потерь. Впрочем, Сапог при любом раскладе не склонен был недооценивать богатство жизненной фантазии, а оттого не переставал чуять подвох и с задорностью оптимиста полагал, что все худшее еще впереди.

Кроме того, ему не давали покоя угрызения совести по поводу эксцесса с Гусаровым, перед которым он чувствовал себя смертельно виноватым. «Так. Надо будет прийти домой и обязательно написать, извиниться. А еще лучше – позвонить и спросить, сколько я ему должен», – твердо решил для себя ощущавший потребность загладить свою вину Сапог.

На подходе к элитной новостройке, в которой жил дожидавшийся подмоги товарищ, лежавший в кармане мобильник Энвидия сердито завибрировал и игриво булькнул звуком уведомления о полученном сообщении. Достав свой бюджетный южнокорейский аппарат и взглянув на экран, Эн увидел значок голосового сообщения от Родиона. Сапог без особого энтузиазма воспроизвел запись и, прицокнув, с неохотой поднес динамик устройства к уху:

– Йеп, дура, ну чет ты там пропал ваще, где застрял-то? Я тип скоро по делам ливаю.

«На подходе, через минуту буду», – про себя посмеявшись над приятелем, на ходу напечатал в ответ Сапожников и убрал смартфон. «Дура», следует сказать, в терминологии Рязанова выполняло важную функцию типового шутливого обращения к близким корешам.

Позвонив в домофон и оказавшись в уютном ухоженном подъезде, Сапог поднялся по лестнице, попутно соблюдая еще один из множества своих священных обрядов, который заключался в восхождении исключительно по внешней (граничащей со стенами подъезда) стороне пролета, а в спуске обязательно по внутренней (обрамленной перилами) стороне. Неспешно докарабкавшись до нужного этажа, он малость помялся перед дверью квартиры Рязанова и, тяжко вздохнув в предвкушении предстоявшей трудной беседы, вошел внутрь.

– Йе-е-еп, ну наконец-то. Задолбался тебя вэйтить, – послышалось из дальнего от входа помещения. – Разувайся, проходи. Я тут прост занят пока немного, йеп.

Энвидий снял кроссовки и выставил их строго параллельно стоявшему тут же на полу ряду пустых алюминиевых банок из-под энергетиков. Повесив куртку на кухонный стул, заваленный грудой картонных коробок из-под пиццы, он проследовал в комнату.

– Салам алексус, йеп! – небрежно поприветствовал вошедшего экс-одногруппника Рязанов, не смея отвлекаться от процесса игры. В свободной от компьютерной мыши руке у него лежала одноразовая электронная сигарета, которой он время от времени затягивался.