И занавес опускается
Шрифт:
Я закрыл за собой дверь, включил стоящую на столе лампу, снял пиджак и набросил его на плафон, чтобы приглушить свет.
Никогда раньше я не делал ничего подобного, и на короткое мгновение, когда у меня начала дрожать правая рука, я решил, что не справлюсь. Мне пришлось закрыть глаза и представить трёх девушек — ныне мёртвых, а некогда блестящих актрис.
И если у меня ничего не получится, то может умереть ещё одна. И пусть не знаю пока, как она выглядит, и кто она такая, но точно знаю, что нужно делать, чтобы её
Я не совсем понимал, что надеялся найти.
Я только знал, что мне нужно больше образцов почерка Фромана, Льва Айзмана и всех других значимых помощников; и прежде, чем уйду, намеревался забрать несколько бумаг, которых сразу не хватятся.
Наверно, я даже надеялся найти хоть что-то, что свяжет всех трёх жертв и — чем чёрт не шутит! — даже укажет на следующую цель.
Я не обнаружил ничего важного.
Я нашёл квитанции. Я нашёл заметки о каждом актёре и актрисе, в которых описывались их «производительность, потенциал и профессионализм».
«Принцип трёх П», как называл это Фроман.
И, как он и сказал нам с Изабеллой в воскресенье вечером, в деле каждой актрисы упоминались опоздания на репетиции и недостаток подготовки.
Лев Айзман, как и все остальные помощники Фромана, подавали кучу отчётов — но, к сожалению, все они были напечатаны на машинке.
Внезапно из соседней комнаты донесся грохот. Упало что-то большое и тяжёлое.
Я замер.
Там кто-то был.
Я бросился к стене, где в розетку была включена лампа, и выдернул шнур. Схватил накрывавший лампу и приглушавший свет пиджак и спрятался под стол Фромана.
Я затаился и ждал; вот послышались шаги на лестнице и в коридоре включился свет.
Я услышал разговор двух мужчин.
— Из какой комнаты доносился шум?
Я узнал голос служащего с третьего этажа.
— Понятия не имею.
У меня перехватило дыхание. Это голос Льва Айзмана?
Дверь в офис Фромана распахнулась; я замер, стараясь не дышать.
— Подойдите сюда, только гляньте!
Из соседней комнаты донёсся голос служащего, и я услышал, что шаги удаляются.
В соседнем помещении загорелся свет, и я услышал, как передвигают мебель.
— Какого чёрта! Что за беспорядок!
— Похоже, кто-то сбросил целую кипу бумаг с того книжного шкафа.
— Серьёзно?
Да, это был определённо голос Льва Айзмана.
Я отчаянно надеялся, что они останутся в соседней комнате.
Но меня беспокоило и то, что бумаги не могли упасть сами по себе. Видел ли меня тот, кто их сбросил?
Вероятно, да.
Я был так сосредоточен на каждом слове и движении, доносящихся из соседнего офиса, что от неожиданности подпрыгнул и ударился головой о столешницу, когда мимо моих ног грациозно прошла виновница переполоха.
Серая пушистая кошка с длинной шерстью громко мурлыкала, трясь головой о мои колени.
Я вздохнул с облегчением, но тут шаги из
В офисе Фромана включился свет.
— Боже, что же Фроман тут делал?
Они, естественно, заметили огромную кучу папок и бумаг, которые я просматривал на столе Фромана.
Наступила тишина.
— Чарли? Ты здесь? — громко крикнул Айзман.
Я несколько секунд чесал кошку за ухом, а потом вытолкнул её из-за стола.
Она пробежала по комнате.
— А вот и разгадка, — усмехнулся служащий.
Я задержал дыхание.
Кошка протестующее мяукнула, когда огромные руки обхватили её за тело и подняли в воздух.
— Отвратительное животное, — произнёс Айзман и вышел в коридор.
Служащий рассмеялся и почесал кошку под подбородком.
— Где же твои друзья-мышеловы, красотка? Обычно вас тут бродит несколько. Охотитесь, да, милашка? Не могу поверить, что ты устроила такой беспорядок в офисе мистера Ландри в одиночку.
Он замолчал на секунду, а потом обратился к Айзману:
— Хотите, чтобы я привёл здесь всё в божеский вид?
Айзман ответил, не раздумывая:
— Нет. Оставим это ночному уборщику. В конце концов, виновата кошка. Одни беды от них. Если бы нам не нужны были крысоловы…
Они ушли, выключив свет, но я ещё несколько минут сидел под столом и прислушивался.
Меня чуть не поймали.
Я вновь включил лампу, набросил наверх пиджак и вернулся к работе.
Я знал, что до антракта осталось немного времени, поэтому работать нужно было быстро — шкаф за шкафом, отчёт за отчётом.
В последнем шкафу я обнаружил склад старых рукописей. Просмотрев большую часть из них, я понял, что Фроман хранит всё — даже те сценарии, которые отверг. Судя по записям, которые я отыскал, он хранил их с единственно целью: проверить со временем собственные суждения; Фроман отдельно помечал сценарии, которые он отверг, но они получили признание у публики благодаря другому директору-продюсеру.
Фроман ненавидел упускать возможность произвести фурор.
К тому времени, как я открыл последнюю папку, я почти смирился с мыслью, что пришёл зря. Пролистывая шесть — нет, семь — рукописей, которые Фроман посчитал «недееспособными», я чуть не упустил имя автора, написанное на каждой из них.
Лев Айзман.
Сверху в папке лежали заметки Фромана, и, исходя из них, становилось ясно: учитывая близкие отношения с Айзманом, Фроман считал себя обязанным прочитать эти сценарии. Но читая между строк, я понимал, что Фроман не считал эти рукописи достойными к воплощению — и вероятно, именно это решение отразилось на их рабочих отношениях.
Мог ли Айзман быть убийцей, которого мы ищем?
Последний сценарий он принёс Фроману год назад. Целый год — долгий срок; его хватит, чтобы замыслить месть, продумать её и воплотить в жизнь.