И занавес опускается
Шрифт:
— Что вам нужно?
Вопрос мог бы прозвучать агрессивно, если бы не этот голос — слабый, дрожащий, надтреснутый.
Я представился, но она, казалось, совсем меня не слышала. Она смотрела на моё лицо, и на мгновение в её глазах промелькнуло узнавание.
— Робби, это ты?
— Нет, я не Роберт, — мягко ответил я, — но я пришёл о нём поговорить.
Её глаза наполнились слезами, и она уставилась вдаль ничего не выражающим взором.
— Мы можем войти?
В глазах женщины промелькнул
— Вы знаете, где он?
— Мы надеялись, что вы поможете нам в этом разобраться.
Я открыл стеклянную дверь, которая нас разделяла.
— Так мы можем войти? — повторил я.
И вновь, она словно не расслышала вопрос; однако, спустя долгих полминуты, женщина сделала шаг назад и пропустила нас внутрь. Сложив руки на груди, окинула нас подозрительным взглядом.
Теперь я мог лучше её рассмотреть.
Грузная фигура замотана, по меньшей мере, в две шали, наброшенные на цветастое платье. И не удивительно — в доме было сыро и холодно.
Кап-кап.
Кап-кап.
Дождь барабанил по дну вёдер, расставленных по всем комнатам, в том числе, и в прихожей. Я подозревал, что немалую роль в этом сыграли разбитые окна на верхнем этаже. Хотя, дом был в таком запустении, что не удивлюсь, если найдётся ещё с десяток причин этого потопа.
А вода всегда найдёт, где просочиться.
Этот урок я усвоил на собственной шкуре ещё в многоквартирном доме в Нижнем Ист-Сайде, где провёл детство.
— Давайте, мы поможем вам разжечь огонь, миссис Лейтон. Где вы храните дрова? — спросил я.
Она вновь промолчала.
— У вас есть крытая веранда на заднем дворе?
Женщина продолжала игнорировать мои вопросы.
Не снимая пальто, я прошёл через кухню, вышел на заднее крыльцо и нашёл невысокую поленницу. Дров там было мало, но для одной растопки камина нам должно было хватить.
Так мы хоть сможем согреть воздух в гостиной.
Я заставил Алистера помогать; вместе мы растопили камин, перенесли несколько поленьев в комнату и бросили их в ревущее пламя. Только после этого сели на неудобные стулья с деревянной спинкой и окинули взглядом всю комнату.
Всё здесь напоминало саму хозяйку — старое, ветхое и сломанное.
От камина до угла вдоль стены были свалены стопки газет — три ряда в ширину и около полутора метров в длину.
Алистер заметил, что опасно держать газеты в такой близости от открытого огня, но женщина лишь сухо рассмеялась, обнажив беззубые дёсны.
— Мои рецензии, — пояснила она и закашлялась. — Точнее, некоторые — мои, а некоторые — её. Моя мать всегда говорила, что старые вести не заслуживают внимания, и не нужно их хранить. Но мне нравится их просматривать.
— Какие рецензии? — уточнил я.
— Театральные. Да, мы когда-то были актрисами. У неё много рецензий.
Миссис
Но там, конечно же, никого не было.
— Кто она? Подруга? — спросил я.
Женщина не ответила. Она снова сложила руки на груди и одарила нас ещё одной беззубой улыбкой.
Я не мог не задаться вопросом: она была немножко сумасшедшей или просто игнорировала половину моих вопросов?
Алистер поднял одну из пожелтевших газет и протянул ей.
— Могу ли я взглянуть на отзыв в этой газете?
Миссис Лейтон вновь усмехнулась и раскрыла газету. Её пальцы начали яростно перебирать страницы, и она даже не замечала, что большинство из них падает на пол рядом с ней. Но когда она нашла то, что искала, её пальцы с внезапной нежностью разгладили страницу.
Мы с Алистером пододвинулись ближе, чтобы рассмотреть то, что она нашла.
Резкий запах старых, пыльных газет смешался с запахом, исходящим от самой женщины.
Запахом старости и немытого тела.
Я сосредоточился на газетной статье, стараясь дышать только ртом.
На фотографии была изображена яркая молодая девушка в сценическом платье, и за руку её держал партнёр по спектаклю.
— Это она, — произнесла миссис Лейтон. — Она играла Розалинду в спектакле «Как вам это понравится».
Я переключил внимание на статью под фотографией. Автор в основном говорил о самой постановке, но в нескольких словах упомянул и имя Элейн Коби.
Неужели женщина на фотографии и женщина, сидящая сейчас рядом со мной — один и тот же человек? До того, как она изменила фамилию после замужества?
В статье о ней говорили, как о «освежающем новом голосе» и «удивительно эмоциональном диапазоне». И она была очень симпатичной. Печально было думать, что она превратилось из той красавицы в эту одинокую, брошенную, слабоумную старуху.
— Рецензия великолепна; должно быть, вы были очень талантливы в молодости, — заметил я.
— Это не я, — раздражённо ответила женщина. — Разве я не сказала, что это она? Я бросила сцену ещё до того, как она получила первую роль.
— Кто «она»?
Я надеялся, что она не растеряла остатки разума.
— Элейн, моя сестра, — ответила она недовольно.
Похоже, она была уверена, что говорила мне это уже не один раз.
Теперь становилась понятна бросившаяся мне в глаза разница в возрасте. Она составляла не менее десяти лет — и это вряд ли можно было объяснить отвратительными условиями проживания и быстрым старением.
Мы с Алистером вернулись на свои места.
— Она была младше вас?
Сначала мне показалось, что она не расслышала вопрос, но затем медленно кивнула.