И жили они долго и счастливо

Дмитриевна Алёна

— Ты могла просто оставить ключ у Баюна. Зачем ты приехала?

Рука Василисы замерла на ручке, сжала ее крепко. Она судорожно выдохнула, словно сдержала всхлип.

— Не знаю, — неожиданно для них обоих ответила она. — Я не знаю. Хотела доказательств. Мне снится этот дом. Каждую ночь. Мне кажется, я схожу с ума.

— У меня есть зелье, оно помогало тебе от кошмаров.

— Это не кошмары, — едва слышно прошептала Василиса и посмотрела на него.

В ее взгляде, в ее лице читалась обида.

—

Пожалуйста, выпей со мной чаю, — попросил Кощей.

— Прощай, — ответила она и выскользнула за дверь.

И когда хлопнула дверь, Кощей взял с журнального столика фотографию и отнес к себе в кабинет. Долго смотрел на нее. Ему все казалось, что он — труп, такой же холодный и лишенный чувств, и теперь он даже точно знал, в какой именно момент умер.

***

Звонок раздался еще через неделю, утром в среду. Кощей мгновение помедлил, прежде чем принять вызов, давая себе возможность усмирить поднявшуюся в груди бурю, и ответил:

— Василиса?

— Мы можем встретиться?

Он узнал эту интонацию и почти увидел ее: стоит возле окна, смотрит на деревья, закусив губу. Столько неуверенности, откуда?

— Конечно.

— Сегодня в парке рядом с Конторой. Я могу подождать, если у тебя дела, но если вдруг ты свободен…

— Через час тебя устроит?

— Да. Знаешь пруд с уточками?

Кощей прикрыл глаза и сглотнул. О, он прекрасно знал пруд с уточками.

— Да, буду там.

Последовало несколько секунд молчания, словно она хотела сказать что-то еще, а потом динамик взорвался гудками.

Ради пруда с уточками Кощей, всегда отличавшийся пунктуальностью и драконовскими требованиями к соблюдению договоренностей, отменил две встречи и просил о переносе судебного заседания, сославшись больным. Впрочем, тут он особо душой не кривил, состояние было абсолютно невменяемое.

Пруд с уточками имел идеальную круглую форму, вокруг него были проложены дорожки, по которым чинно двигалась пара старушек с лыжными палками, и несколько мамочек с колясками. Василиса выглядела уставшей и подавленной. Она сидела на краю лавочки и флегматично скармливала уткам булку хлеба. Сытые утки имели вид упрекательный: мол, это все, что сегодня есть в меню?

Кощей некоторое время разглядывал ее, потом стал думать, как лучше подойти, чтобы не напугать. Но Василиса то ли почувствовала его взгляд, то ли просто что-то услышала и обернулась первая. Увидела, кивнула и вернулась к уткам. Кощей глубоко вздохнул, дошел до лавки и сел на противоположный край. Василиса молчала, утки, бродившие по брегу, покрякивали, переминались с ноги на ногу в поисках крошек.

— Я должна извиниться, — наконец сказала Василиса. — Устроила истерику. Но я испугалась, а страх — не лучший советчик.

— Меня испугалась?

— Скорее, ситуации

в целом. В общем, я прошу прощения.

Это было что-то новое и однозначно странное, но Кощей слишком боялся спугнуть момент, чтобы что-то уточнять или возражать.

— Принимается, — кивнул головой Кощей.

Василиса нервно усмехнулась.

— И вот после этого я должна поверить в то, в чем вы все пытаетесь меня убедить? Варвара каждый день рассказывает мне о том, какой прекрасной парой мы были. Баюн зовет меня дурой. Настя перерыла все свои фотоальбомы и прислала с десяток фотографий, на которых мы с тобой вместе. Но как я должна поверить, что это правда? После всего…

— Василиса, я не…

— Тогда расскажи мне что-нибудь. Что-нибудь такое, чтобы я хотя бы допустила мысль, что все это могло быть.

Кощей молчал. Василиса подождала немного, потом не выдержала, обронила мрачно:

— Что и требовалось…

— Дочь, — перебил Кощей.

— Что?

— Ты хотела дочь. Так надеялась, что носишь под сердцем девочку. И когда повитуха сказала, что это мальчик, ты подумала…

— Молчи!

— Прости, — сказал Кощей, смотря в резко побледневшее лицо своей жены. — Наверное, это самое личное из того, что ты мне доверила.

— Молчи, — прошептала Василиса. — Просто молчи. Но это невозможно… Я никому…

Она отвернулась и спрятала лицо в руках. Кощей откинулся на спинку лавочки, глубоко вдохнул сырой утренний воздух.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказал он. — Ты тридцать лет была женой Ивана, и когда сбежала, пообещала себе, что больше никогда не попадешь в эту ловушку, не выйдешь замуж. А теперь выясняется, что ты снова в браке. Да ни с кем-нибудь, а со мной. Да, должно быть, это тяжело переварить вот так сразу.

— Вообще-то я думаю, что схожу с ума, — глухо раздалось из-под ладоней. — Хотя бы потому, что начинаю допускать, что все это правда. Какой он?

— Наш брак? — легко угадал Кощей, как всегда угадывал ее фразы. — Спокойный. Без особой страсти и романтики, признаю. Бывает, ругаемся. Но доверяем друг другу. Во всяком случае, я надеюсь на это. И вроде бы счастливый. На несчастные браки я насмотрелся, профессия, знаешь ли обязывает, наш на это не похож.

— Профессия?..

— Я адвокат.

Они немного помолчали. Кощей машинально следил, как плавают уточки, расчерчивая озеро струящимися за ними треугольниками. Василиса так и сидела, спрятав лицо в ладонях.

— Почему ты не поцеловал меня в доме? — наконец спросила она. — Если, как ты утверждаешь, я бы потом все вспомнила? Почему?

— Потому что ты не хотела. Я обещал тебе однажды, что не стану делать что-либо против твоей воли, а я серьезно отношусь к своим обещаниям.

— И после этого я вышла за тебя замуж?

— После этого ты рассмеялась.