И жили они долго и счастливо
Шрифт:
в такой непростой ситуации?»
Пару раз Василисе пришлось покраснеть:
«У меня большие планы на эту ночь.»
«Прости, но я пас. Жутко устал.
Хочу лечь и забыться.»
«Кош, я уже не помню, когда мы в последний раз были вместе.
Скоро начну отмечать эти дни в календаре красным».
«Ладно, просто скажи, черное или
«Василиса, ты вышла замуж за старика.
Чего ты от меня хочешь?»
«Да, ты угадал, это мой план: загонять тебя
до смерти и остаться богатой вдовой».
«Всегда знал, что ты ме ркантильн аи
просто хорошо это скрываешь».
«Кош, я серьезно».
«Я тоже. Надо серьезно подумать
н ад своим завещанием».
«Я требую отдельную компенсацию за
невыполнение супружеского долга».
«На ком я женился?»
«Стоп. Как мы скатились от постели к завещанию?»
«В общем, жду тебя дома».
После этого Василиса отложила сотовый подальше и долго ходила по своему кабинету, пытаясь отдышаться. Лицо жгло огнем. Дошла до туалета, умылась ледяной водой: другой в центральном здании Конторы никогда и не водилось. В мутном зеркале над раковиной отразились ее раскрасневшиеся щеки.
Она не могла такого написать. Никогда. Никому. Не могла облечь подобные мысли в слова. Не могла их помыслить. Разве можно ей, женщине… Вспомнила последние десять лет брака с Иваном. Все внутри нее умирало, когда он приходил на ее половину, она старалась не показывать, но не хотела этой близости. Радовалась, когда все заканчивалось, и он уходил. Разве могла она захотеть всего этого теперь добровольно, да еще и с… Нет. Она предпочитала никак не называть того, переписку с кем читала. Не задумываться о том, кто был по ту сторону сообщений. Ей хотелось прочитать это как сказку. Как будто бы не про нее. Как будто она подглядывает за кем-то. Но это все было про нее, потому что…
«Настя беременна».
«И что чувствуешь ты?»
«Не знаю».
«То есть, я рада за нее».
«Кош, пожалуйста, не надо, мы все это уже обсуждали».
Василиса снова отложила сотовый, но на этот раз умываться не пошла, долго смотрела в окно.
Если допустить всего лишь на мгновение, что все, о чем говорят окружающие — правда, то почему у них не было детей? Разве это нормально, за такой большой промежуток времени не родить хотя бы одного? Или Кощей был против? Или против была она, а он почему-то согласился? Или же кто-то из них не мог иметь ребенка?
«Мы все это уже обсуждали»…
Что они обсуждали? Ей было почти жизненно необходимо знать это.
Василиса погасила экран телефона и закинула его в верхний ящик стола. Ее пугало уже то, что она так легко рассуждала об этом. С тех пор, как она съездила к нему домой, все усложнилось, его
И в конце концов Василиса не выдержала и снова поехала в тот дом. Она просто не могла жить со всем этим. Она должна была убедиться. Она прошла весь путь почти машинально и только у калитки сообразила, что ни разу не задумалась, куда нужно идти. Собаки во дворе бросились к ней, она помертвела, но они лишь облизали ей руки, весело поскуливая и требуя, чтобы она их погладила. Василиса потрепала шелковистые головы и спины, почувствовала, как по щеке скользнула слеза. Прочитала незнакомые имена на бирках, но они не показались ей странными.
А потом, ясно осознавая, что ей не стоило сюда приезжать, она вошла в дом.
Ключ она нашла еще в первые дни в сумке. Но забыла отдать, когда приезжала за вещами, а теперь вот довелось воспользоваться. Она никак не могла понять, чего ей хочется больше: чтобы Кощей объявился, накричал на нее, напугал, снова похитил, в общем, чтобы показал свое истинное лицо, и она могла уже успокоиться и продолжить его ненавидеть и точно знать, что все это рук дело темной магии…
…либо чтобы произошло в точности наоборот.
Она прошла по дому, заглядывая в комнаты. На кухне выбрала один из ящиков, мысленно перечислила то, что должно было в нем лежать, и открыла. Каждая ложка была именно там, где и должна была быть. Руки дрожали. Она чувствовала себя глубоко обманутой. Кто-то подделал ее жизнь, только никак не получалось понять, в какой именно части. А что если это был ее дом, а Кощей присвоил его магией и теперь выдает за свой?
Она поднялась на второй этаж. В спальни не пошла, это было уж слишком, дотронулась до ручки кабинета и долго стояла, не рискуя толкнуть дверь. И так и не решилась. Ей казалось, сделай она это, и пути назад не будет. Она вернулась на первый этаж, села на диван в гостиной, взяла в руки рамочку с фотографией.
Лицо Кощея отрезвило ее. Все это не могло быть правдой. Надо было уезжать, но Василиса столько ночей провела, ожидая, когда раздастся звук шагов, что просто не смогла уйти до. И вздрогнула, когда хлопнула входная дверь.
Он появился в дверном проеме. Тот, кого она ждала в снах, о ком тосковала, не называя имени, тот, кого представляла, когда думала — а вдруг правда, одна единственная возможность, но вдруг… Он появился, и она ощутила лишь усталость и застарелую боль. Как она вообще могла допустить, что все это правда?