И жили они долго и счастливо
Шрифт:
Из кабинета начальства вылетела, закусив губу и сверкая очами, Настасья, схватила ее и побежала с ней к лестнице, а из дверного проема вслед им раздался дикий рык, оконное стекло в коридоре напротив кабинета не выдержало и разлетелось вдребезги.
На лестнице Настя рассмеялась, запрокинув голову.
— Видела бы ты его морду, — провсхлипывала она сквозь смех ошарашенной Василисе. — Ладно, пойдем отсюда, у него слух будь здоров, еще догонит…
И она сбежала вниз по лестнице, перепрыгивая через ступеньку, а Василиса, не посмев ослушаться, послушно спустилась вслед за ней.
— И не жутко тебе его так доводить? — почему-то полушепотом поинтересовалась она.
— Я замужем за Финистом, — пренебрежительно
— Ну не знаю… — протянула Василиса, вспоминая как сегодня с утра на летучке этот комочек плевался ядом и скреб когтями столешницу.
— О боже, ты что правда его боишься? — не поверила Настя, и глаза ее при этом смешно округлились, а губы сложились буквой «о». — Ну-ка пошли со мной! — воскликнула она. — Я развею все твои опасения, и заодно отпразднуем твое освобождение из-под власти этого тирана, рабочий день все равно уже закончился. Нет, ну ты бы видела…
И она снова весело рассмеялась, направляясь на выход из главного здания Конторы. Сама не зная почему, Василиса последовала за ней.
Не то чтобы она очень часто виделась с Настасьей, и уж тем более вряд ли она могла назвать ее подругой или даже приятельницей. Жена Сокола была у них кем-то вроде специалиста по связям с общественностью: в ее обязанности входило поддержание контактов с властями в их зоне ответственности, она улаживала сложные ситуации, связанные с сохранением секретности. Но куда чаще ездила в командировки, выполняя поручения Баюна, связанные с другими отделениями Управления. В Конторе она появлялась редко, но всегда ярко, и чтобы пропустить ее, надо было быть слепым и глухим. Настасья напоминала Василисе горную реку, текучую воду. Жизнь в ней бурлила, требовала движения, ей тяжело давалось оставаться на одном месте, и даже на летучках она все подпрыгивала на стуле, ни на минуту не оставаясь в покое, вставляя едкие комментарии и неизменно раздражая этим Баюна. Она много улыбалась и много смеялась, много двигалась, и в каждом ее движении чувствовалась любовь к самому движению и к жизни. Ей нравились бесконечные командировки, перелеты и поездки, и каждый раз, когда она получала очередное задание, ее глаза загорались в предвкушении. Василиса плохо представляла и понимала какого это, постоянно пропадать где-то, пока твой муж дома. Покидать дом было прерогативой мужчин, ждать — женщин. Скорее всего Василиса отнеслась бы к этому неодобрительно, если бы к моменту, когда наконец поняла, что происходит, окончательно бы не запуталась в этом странном мире и его правилах. Варвара говорила, что Настя замужем за Соколом сорок четыре года, а это как минимум заслуживало уважения и признания того, что эти двое были вполне способны самостоятельно разобраться в своей семейной жизни.
Настасья была женщиной очень красивой и ухоженной, было видно, что она себя балует. Теплые карие глаза всегда сверкали, курчавые черные бархатные волосы ложились волной на плечи, прикрывая лопатки. Настя никогда их не заплетала, могла собрать в хвост, чтобы не мешали, и такая прическа очень ей шла. Джинсы и брюки она надевала чаще, чем платья и юбки, туфли давно променяла на кроссовки, любила косухи, а любым сумкам предпочитала рюкзаки. И тем не менее она была женственнее многих, кого знала Василиса. Было что-то такое в ее движениях, что приковывало взгляд. А еще Василиса видела, как смотрит на нее Сокол в тех редких случаях, когда она объявлялась на их собраниях. Вид жены явно доставлял ему удовольствие. Впрочем, было в его взгляде что-то еще, что-то, что Василиса сочла слишком личным, чтобы подсматривать за ними и дальше. И она отводила глаза. Поэтому, и еще потому, что не хотела испытывать зависть. Любой женщине хочется, чтобы был мужчина, который станет ею любоваться,
На свои шестьдесят один Настасья, разумеется, не выглядела. Максимум на тридцать пять. Сокол был сильным магом и продлевал жизнь и молодость своей жены, подпитывая ее своими силами. Но человеческое тело нельзя было обманывать бесконечно, и больше ста пятидесяти лет все равно никто из людей не проживал. В этом была трагедия всех подобных союзов. Один умирал слишком рано — другой оставался. Василиса вспомнила печальные морщинки в уголках губ у Варвары… И ее привычно кольнула совесть. Она чувствовала себя глубоко испорченной оттого, что после смерти Ивана не испытала ничего, кроме ощущения освобождения и безграничного облегчения от этого.
— Садись, — услышала Василиса и обнаружила, что они успели пройти парк и теперь стоят у маленькой ярко зеленой машины, и Настасья открыла для нее дверь.
— Давай-давай, — поторопила она, — съездим, развеемся. Шопинг — лучшее лекарство от страшных котиков.
И она улыбнулась: губами, глазами, скулами и лбом, на левой щеке при этом вырисовывалась очаровательная сияющая ямочка, и ей было невозможно отказать. Василиса села на переднее сидение, пристегнула ремень, радуясь, что уже умеет это делать. Учил ее Кощей, воспоминание было так себе…
Внутри машина оказалась совсем маленькой и тесной. Пахло чем-то приятным и мягким, на зеркальце заднего вида были подвешены фенечки и ладанка, на передней панели кивала головой собачка, консоль между сидениями скрылась под завалом из фантиков от конфет, гору которых венчала початая шоколадка. Настасья бодро повернула ключ, вывернула одетый в пушистый белый чехол руль и дала газу. Все вокруг немедленно пришло в движение, задребезжало. Василиса невольно сжалась: внутри большого черного джипа Кощея — на самом деле единственной машины, в которой ей до этого довелось ездить — всегда было тихо. Настасья нырнула в поток, обогнала один автомобиль, потом второй, пронеслась на светофоре в последние мгновения работы желтого сигнала.
— Сейчас музыку включим, — потянулась она к радио. — Ну-ка!
Она нажала на кнопку, и салон заполнили гитарные басы и громкий женский голос.
Кощей радио никогда не включал. Во всяком случае, при Василисе. А еще в его машине царила абсолютная чистота и пахло кожей, воском и полиролью.
Василиса мотнула головой. Зачем она вообще сейчас думает о нем? Возможно, это ее последняя поездка куда-либо, не стоит омрачать оставшиеся минуты жизни мыслями о своем мучителе.
— Есть хочется, — вздохнула Настя. — Может сначала в кафе завернем?
— Ага, — ошалело согласилась Василиса.
В принципе, она была готова на что угодно, лишь бы их небольшое путешествие закончилось и желательно на этом, а не на том свете.
— Чудесно! — воскликнула Настасья. — Я знаю тут отличное местечко!
И кивая в такт музыке, она резко перестроилась в соседний ряд.
Послышались гудки клаксонов, кто-то закричал что-то явно неприятное.
— Сами такие, — спокойно отозвалась Настасья и припарковалась. — Приехали, — с улыбкой известила она. — Идем?
Василиса не была уверена, что сможет оторваться от сидения. И почему ей раньше казалось, что ездить с Кощеем страшно? Сейчас она поняла, что он был крайне аккуратный водитель. Но страх, что Настасья передумает, и они поедут куда-то еще, победил. На плохо гнущихся ногах она вылезла наружу. Настя уже успела убежать вперед и теперь махала ей рукой из людского потока.
— Иди сюда! — крикнула она и умудрилась перекричать толпу.
Кафе располагалось в подвале, в нем был приглушен свет и играла негромкая музыка. Настю здесь явно знали. Стоило ей появиться, как официант тут же проводил их за столик возле окна, удачно прикрытый резной ширмой.