И жили они долго и счастливо
Шрифт:
И она дошла. Поднялась вверх по трем ступенькам и остановилась перед Кощеем. Странное это было чувство — стоять перед ним на виду у всех, не как перед тем, кто варил ей кофе по утрам, а как перед тем, кто был властен решать ее судьбу. И на мгновение ей показалось, что все снова вернулось, и она снова в тридевятом стоит перед Иваном и ждет его приговора, только вот теперь это был не Иван, а тот, кого она меньше всего желала видеть в его роли.
Но глаза перед ней были зелеными, а не голубыми, и смотрели задумчиво и слегка удивленно,
— Царица желает присоединиться? — спокойно, будто уточнял класть ей сахар с горкой или нет, спросил Кощей, и Василиса глубоко вздохнула от облегчения, только теперь осознав, что совсем перестала дышать.
Это все еще был ее муж.
— Царица желает, — ответила она, улыбнувшись.
Кощей улыбнулся в ответ. А потом встал с трона и за плечо развернул ее к залу.
— Царица решила почтить нас своим присутствием, — громко оповестил он, и его голос эхом пронесся над головами присутствующих и ушел под потолок. — Кланяйтесь.
В зале произошла заминка. Подданные явно сомневались. Но потом, к удивлению Василисы, первые ряды дрогнули и опустились на колени, а за ними волной и все остальные. Кощей удовлетворенно поднял подбородок и усмехнулся, явно довольный демонстрацией своей власти. Он взмахнул рукой и вырастил прямо из гранитного постамента трон для нее. Василиса присмотрелась — его тоже был из камня.
Что ж…
Она села, не позволив себе поморщиться, выпрямила спину. Трон был твердый и неудобный, но не холодный: Кощей как всегда позаботился о ней. «Что же так жестко?» — подумала она, и вдруг вспомнила, как однажды, в самые первые годы брака с Иваном, когда у них еще были вполне себе хорошие отношения, он как-то в шутку позволил ей примерить свою корону. «Такая тяжелая!» — удивилась тогда Василиса. «Чтобы чувствовать весь груз ответственности», — пояснил Иван.
Кощей вернул свое внимание толпе, махнул рукой, позволяя очередному просителю говорить дальше.
Дело было какое-то глупое. Два леших не поделили овраг, и теперь, кажется, полагали, что главный аргумент в этом споре — сила голоса, поэтому каждый орал, что есть мочи. Кощей почему-то этот балаган не останавливал. Слушал внимательно, пока вдруг не поднял руку и не вынес вердикт. Неизвестно, остались ли довольны лешие, но спорить не стали, поклонились и покинули зал.
— Следующие, — уронил Кощей.
Дальше выступили три мавки, не сумевшие договориться, кому достанется утопленник. Вскоре Василиса потеряла счет времени и просителям. Толпа никак не желала становиться меньше. Когда-то давно она спросила Кощея, не хотелось ли ему когда-нибудь стать судьей. Теперь она точно знала, почему его ответ был — нет.
— Не желает ли царица передохнуть? — в какой-то момент уточнил Кощей.
— Царица желает остаться подле своего царя, — ответила Василиса, надеясь, что это прозвучало не так мрачно, как ей показалось.
Прошло много часов, прежде чем последнее существо
Кощей тяжело поднялся с трона, прошелся туда-сюда. Василиса тоже была не прочь встать, но не была уверена, что у нее получится.
— У меня болит все, — без всякого выражения сообщила она.
— Да, бывает, — согласился Кощей, — но со во временем привыкаешь, и потом болит только мозг. Впрочем, тебе вовсе не обязательно сидеть здесь со мной.
— Нужно привыкать, — ответила она.
Кощей бросил на нее один из своих нечитаемых взглядов. А Василиса с тоской вспомнила кувшин и таз в своих покоях, приготовленные для умывания.
— А горячая ванна — это совсем из области фантастики?
Кощей засмеялся, и непонятно было, весело или мрачно.
— Я распоряжусь, — ответил он. — И все же не стоило тебе, едва встав с постели…
— Ты сказал, что я могу делать, что хочу, — ответила она. — Я захотела побыть с тобой. Но этот трон ужасен. Кош, я хотела спросить…
Василиса оборвала себя. На самом деле, она ни о чем не хотела его спрашивать. Она хотела, чтобы он рассказал сам. Но по видимому этого ей пришлось бы ждать вечность. Интересно, настанет когда-нибудь в их отношениях момент, когда ей больше не придется тянуть из него информацию по крупицам, потому что он начнет делиться ею по собственному желанию?
— Говори же, — почувствовав заминку, подбодрил ее Кощей.
— Ты ведь знаешь, что не так с моими силами, да? — Василиса отвела взгляд. — Это все еще силы Марьи?
— Нет, — просто ответил он. — Это твои.
— Но…
Кощей снова сел на трон: то ли устал, то ли хотел чувствовать себя увереннее.
— Есть вероятность, что ты очень разозлишься, — вздохнул он, — но, полагаю, ты вправе знать. Я понял только теперь. Ты сказала, что не смогла передать способности к магии сыну… Боюсь, Василиса, в этом в некоторой степени виноват я.
— В каком смысле?
— Когда я похитил тебя, ты прожила здесь два месяца. И Навь сочла тебя своей. А Навь так просто не отпускает. Ей нужно было что-то в залог того, что ты вернешься. И она выбрала твои силы. По ночам этот мир сближается с другими, поэтому ты чувствуешь их и можешь использовать, но с восходом солнца снова теряешь к ним доступ. Вот так.
Боги… Кажется, в этот момент Василиса передумала. Пусть уж лучше молчит. Не нужна ей от него никакая правда. Разве что самая необходимая. Когда же их прошлое перестанет быть властно над ними?
— А что с силой Марьи? — глухо спросила она.
— Не думаю, что она осталась в тебе. Но мы можем проверить.
Кощей снова встал с трона, обошел его и подошел к стене. Нажал на один из камней в кладке, и ее часть сдвинулась в сторону, образуя проем и открывая взору начало винтовой лестницы.