Ибо прежнее прошло (роман о ХХ веке и приключившемся с Россией апокалипсисе)

Гусейнов Рустам

Она протянула вторую руку и теперь как бы указывала руками по обе стороны стола.

– Вижу!
– продолжила она, все более возвышая голос и, очевидно, взвинчивая сама себя.
– Саранча выходит из дыма, чтобы мучить людей. На головах ее венцы золотые и лица ее, как лица человеческие.

Стол потихоньку снова начинал гудеть. Харитон уже торопился к ней.

– Вижу!
– наконец, закричала она.
– Вижу дракона красного с семью головами! Вижу зверя, выходящего из бездны! Горе вам, люди, о, горе великое! Ибо настал

день гнева Господня!

Харитон уже был рядом с ней.

– Успокойся, - сказал он ей.
– Пойдем.

Он, по-видимому, знал, что нужно делать. Он взял ее за обе руки, легко опустил их и без особого усилия повел к выходу. Она все только пыталась оглянуться.

– Горе!
– повторяла она уже тише.
– Горе!

Но вдруг как будто впервые она заметила Харитона.

– Сын мой!
– извернувшись, вцепилась она в него руками. Ты должен отречься от зверя. Покайся, пока не поздно! Сведи начертание его с чела своего! Я видела город с жемчужными воротами. Близок час уже нового Иерусалима! Покайся, сын мой! повисла она на груди его уже в дверях.

Вытолкнув ее за порог, Харитон обернулся - с лицом, которого никто не знал у него до сих пор.

– Простите, - сказал он Степану Ибрагимовичу.
– Я не представляю, как она попала сюда. Я провожу ее. До свидания.

– Подождите, я с вами!
– вдруг окликнула его Вера Андреевна и встала из-за стола.
– Я помогу.

Когда вставала она, ей вдруг бросился в глаза восьмиконечный православный крест на серебряном блюде под остывшими остатками поросенка.

– До свидания, - попрощалась она со всеми уже на ходу, встретилась глазами со Степаном Ибрагимовичем.
– До свидания, всего хорошего.

Он кивнул ей одними веками.

Харитон пропустил ее на крыльцо перед собой, и дверь за ними закрылась.

– Ну и ну, - произнес кто-то.

Еще секунду за столом висела тишина, потом случился переполох. Кто-то от души засмеялся. Кто-то неловким движением сбросил и разбил фужер. Все заговорили громко и разом.

– Тут вам и Господь, тут вам и дракон, тут вам и саранча, - развел руками Василий Сильвестрович.

– Шизофрения, - пояснил Григол.
– Но как она прошла охрану?

– А что же это за новый Иерусалим с жемчужными воротами? поинтересовалась Алевтина Ивановна.
– Это наш-то, подмосковный?

– Вот так так, - покачал головою Михал Михалыч.
– За такой-то тост и выпить не грех... Эх, не повезло Харитону с мамашей.

– Да и у невесты его понятия настораживающие, - добавил Матвеев.

При этих словах Степан Ибрагимович метнул на Матвеева короткий взгляд, от которого у сидящего между ними капитана Мумрикова, давно и хорошо разбирающегося во взглядах начальника, невольно вытянулось лицо и выпрямилась осанка. Сам Матвеев взгляда этого не заметил. Степан Ибрагимович вдруг поднялся из-за стола, и все, конечно, сразу обернулись к нему.

– Товарищи, - произнесен

он и взял бокал.
– Пусть этот маленькое происшествие не внесет разлада в наше застолье, но послужит напоминанием о том, как бережно должны мы относиться к своим к родителям - людям, воспитавшим нас. По-моему, Харитон в этом смысле является примером для всех нас. Я предлагаю выпить за родителей, а потом добавлю еще кое-что.

– За родителей! Браво! За родителей!
– послышались возгласы.

Все встали со своих мест, выпили стоя и постепенно снова расселись. Степан Ибрагимович остался стоять.

– Ну, а чтобы стало еще веселей за нашим столом, я хочу сообщить вам одну приятную новость... Думаю, еще немногие знают о том, что трудовыми коллективами нашего города сегодня единодушно выдвинут кандидат в депутаты Верховного Совета Российской Федерации по Зольскому избирательному округу. И этим кандидатом стала...
– он выдержал паузу, чуть улыбаясь, оглядел притихших гостей, - только что покинувшая нас Вера Андреевна Горностаева. Зная скромность Веры Андреевны, я не сообщал вам этого при ней, а теперь хочу предложить вам тост за нее, и хочу, чтобы все мы поддержали нашего кандидата от единого блока коммунистов и беспартийных.

– Вот это да!
– воскликнул Леонидов.
– Вот это да! Гип-гип-ура!

– Ура!
– раздались довольно дружные восклицания. Все снова потянулись чокаться друг с другом.

Общее воодушевление в меньшей степени коснулось ближней к Степану Ибрагимовичу части стола, где сидело четверо членов бюро Зольского райкома ВКП(б). Матвеев попытался было встретится взглядом с Михал Михалычем, но это ему не удалось Михал Михалыч сосредоточенно пил свой бокал. Тогда Матвеев повернулся к Баеву.

– Степан Ибрагимович, - позвал он его среди всеобщего звона бокалов.
– Степан Ибрагимович, а вы разве не в курсе...

– А, Матвеев, - улыбаясь, повернулся к нему Баев.
– Хочешь со мною чокнуться, - как бы не расслышал он.
– Ну, давай, давай.

Чтобы дотянуться до подставленного Баевым бокала, Матвееву пришлось привстать. Чокаясь с ним, Степан Ибрагимович свободной рукой подал некий таинственный знак Мумрикову, и преданный заместитель понял его без слов. В следующую секунду он быстро и бесшумно отодвинул стул, с которого поднялся Матвеев.

– Степан Ибрагимович, мы же вчера на бюро...
– бормотал Матвеев, беспокойно бегая глазами, и стараясь придвинуться к уху Баева.

Но Степан Ибрагимович не слушал его; чокнувшись, сел на место и прильнул к бокалу с вином.

Матвееву пришлось отступить. Пригубив вино, он стал опускаться на место, и с грохотом даже большим, чем можно было ожидать, повалился на пол. Он ударился затылком о край стула и вылил вино на белую сорочку.

Женщины по соседству вскрикнули, а Мумриков и Свист рассмеялись. У последнего, впрочем, смех получился не очень естественным.