Ideal жертвы
Шрифт:
И после ужина я вытащила Машку погулять. Забрели мы с ней в самый дальний угол санаторского парка – туда, где он превращался в лес. Я показала ей заброшенную беседку, в которой некогда ждала несчастного Степана. Там подругу и спросила:
– Ты мне рассказала, что твой Старцев здешних женщин для того, чтобы они не ели мучное и сладкое, кодирует с помощью гипноза. Предположим. Но почему они тогда в пользу руководителей санатория завещания оставляют?
– А они что, оставляют? – поразилась Мария.
– Разве я тебе не рассказывала? Да, оставляют. Не знаю насчет всех
– Да ты что! – глаза у моей подруги округлились. Для нее, как, впрочем, и для меня, пять миллионов долларов – все равно, что пять миллиардов. Непредставимая сумма, которой ни у меня, ни у нее точно никогда не будет.
– Кто и почему их заставлял такие подарки делать? Тот же Старцев? И тоже под гипнозом?
– А, может быть, он... – мечтательно сказала Мария. – Вот бы он и для меня такой подарок организовал...
– И не надейся! – отрезала я. – Ты лучше узнай: как твой гипнотизер и руководители санатория такие дарственные устраивали?
– Ну, я попробую, конечно, – неуверенно пробормотала подруга.
– И еще, – наседала я. – Зачем они Степана убили? Допустим, ты права. В санатории, как Старцев рассказывает, просто от ожирения кодируют, а погибшие женщины свой обет нарушали, потому и умерли. Но это, извините, не преступление. Такое сплошь и рядом случается. Высоцкий, например. Он тоже, говорят, от пьянки закодировался, но не удержался, выпил стопку. И сразу инфаркт. И никого в его смерти не обвиняли. Никакого криминала. А что особенного Степа смог узнать, что его потребовалось в бассейне топить, самоубийство инсценировать?
– Ты уверена, что его и вправду убили?
– И к гадалке не ходи! – отрезала я. – Может, я в тот день его не самой последней видела. Но я была последней – а, похоже, единственной, – с кем он откровенно говорил. И он мне стопудово намекал, что раскрыл, дескать, тайну санаторских смертей и здешние руководители за это могут поплатиться. Той же ночью его и убили... Поэтому не в кодировании от ожирения здесь дело – или не только в нем одном. Я чувствую это! А ты – выясни.
– Слушай, Лиль, – заныла Машка. – Может, ну его? Зачем нам с этим связываться? Я одним местом чую: опасно это. Ох, как опасно!
После этих слов я схватила подружку за плечи и хорошенько встряхнула. Заглянула ей в самые зрачки и прошипела:
– Ты что, не понимаешь? Я уже в это дело встряла! И мне – обратного хода нет!
В глазах у Марии мелькнула паника.
– Зачем ты меня тогда в него впутываешь?!
Я еще раз тряхнула ее хорошенько. Машка – трусиха. И человек слабовольный; во всяком случае, уверенности в своих силах у нее явно меньше, чем у меня. Поэтому угрозы и шантаж мне всегда, еще с пятого класса школы, когда мы подружились, помогали над нею брать верх.
– Ты у меня тысячу долларов на компьютер взяла? – вперилась я ей в глаза. – Взяла! Не хочешь на меня работать – деньги гони назад!
Ужас, отразившийся на ее лице после моей угрозы, стал еще
– Но я уже компьютер в Интернет-магазине заказала...
– Тогда давай, работай! Узнавай, что мне надо. И не выеживайся! Девочку из себя не строй!
На глазах у Машки набухли слезы. Но она не заплакала, переборола себя и сквозь слезы улыбнулась.
– Степанова во всем идет на поводу у Бодровой, – вдруг проговорила она важным тоном, пародируя нашу бывшую классную. Именно так классуха отзывалась о наших с Машкой отношениях.
Получилось похоже. Я не удержалась – фыркнула, засмеялась. Подружка стала мне вторить. У меня мелькнуло: «И почему люди по-хорошему никогда тебя не понимают?»
– Ладно, Лиля, – покорно произнесла подруга. – Попробую узнать, что ты просишь.
...Когда мы шли назад в наше общежитие, то обнялись, болтали обо всем – и казалось, забыли о том, где мы и что ввязались мы в, можно сказать, смертельно опасное предприятие.
И даже представить не могли, чем закончится этот день...
Бэла
Обдумывать планы мести – забавное занятие. Я имею в виду, конечно, не всякие нереальные идеи, когда мечтаешь, например, сшибить тяжеленным джипом надоевшую начальницу или выплеснуть на голову какой-нибудь особо въедливой родительнице кастрюлю с супом, сваренным на всю старшую группу. Насылать великие кары на несимпатичных тебе людей в собственных фантазиях – это одно. А вот реально мстить – совсем другое. Этого я никогда не делала. Не потому, что такая уж христианка – просто интриги плести не умею. И бить из-за угла тоже. Мне проще выкинуть неприятные инциденты из головы, а обидевших меня людей – забыть.
Однако сейчас я – несмотря на весь свой миролюбивый характер – сдаваться не собиралась. Пусть добрая душа Катька и говорит, что ничего плохого не случилось, что мне преподали первый в жизни урок любви, причем бесплатный, и этому нужно только радоваться. Однако радоваться я не могла. Если бы оба моих мужчины – Старцев и Костя – просто бросили меня, я бы это пережила. Однако они оба меня дурочкой выставили.
Старцев говорил, что искренне хочет мне помочь, что сделает все, чтобы избавить меня от лишнего веса и связанных с этим комплексов – однако прервал процесс кодирования под смехотворным предлогом, будто я изменила ему с Костей. А на самом деле, если, конечно, верить Катерине, разевал рот на мои деньги.
А уж как вспомню Костю и эту мерзкую Лилю, похотливо распластанных на траве, и вовсе тошно становится...
Но в одном Катюха права: не нужно все бросать и спешить на первый же поезд. Просто глупо повернуться и уехать, проглотив обиду. Да и роскошный люкс покидать до срока – тоже не самый умный, по зрелом размышлении, поступок.
Потому я решила: доживу в «Ариадне» до окончания моей путевки. Вдоволь попользуюсь всеми местными благами – шейпинг, бассейн, массажи... Отец заплатил за мое преображение – вот и постараюсь максимально преобразиться. В «Ариадне» есть и другие инструкторши, кроме Лили. И еще врачи, помимо Старцева.