Идеальное отражение
Шрифт:
— Для начала поглядим, что происходит вокруг Курчатника, — сказал я.
Мы подобрались к границе кратера с северо-востока, залегли в развалинах на самом его краю, и я принялся сканировать его пологие, усеянные руинами склоны. Из показаний имплантов стало ясно, что в окрестностях людно — одиночка-сталкер на крыше института, ещё пятеро удаляются на юг, а трое, наоборот, подходят со стороны «Октябрьского поля».
— Обычный трафик во всей красе, — сообщил я спутникам. — Но ничего опасного вроде не видно.
Самое главное — в окрестностях не
Какой бы он ни был метаморф, а засечь его можно.
— Тогда чего? Привал? — спросил Синдбад. — Ждём?
— Ждём, — я кивнул. — Надо бы заморить червяка.
С этим страшным, обитающим где-то в желудке животным мы боролись с помощью обыкновенных консервов, а также бутылки с чистой водой, что нашлась в поклаже у Колючего. Любой из нас, обладателей метаболического импланта последнего поколения, может долгое время обходиться без жидкости, но если есть возможность попить, чего её не использовать?
Я меланхолично жевал соевое мясо, не забывая «поглядывать» по сторонам: одиночка так и сидит на крыше, пятеро уже прошли Берзарина и железную дорогу, трое начали спуск к вихрю…
— Слушай, а я ведь тебя где-то видел, — заявил Синдбад, глядя на меня с прищуром.
— Да ты что? Не может быть? — Я выпучил глаза и покачал головой. — Последние сутки моя рожа то и дело мелькает у тебя перед глазами, как и твоя у меня, кстати.
— Нет, я имею в виду раньше, несколько лет назад… на фотографии или, может быть, на плакате. — Он сложил губы трубочкой и почесал подбородок. — Ты на сцене не выступал?
— Петь я люблю, — сказал я, — но голоса у меня особого нет и слуха тоже.
Видеть он меня, конечно, мог, в последние месяцы пятьдесят первого, когда меня ловили по всей стране, и моя фотография, снабжённая припиской: «Разыскивается! Особо опасен!», болталась на некоторых новостных сайтах, а также на информационных стендах в отделениях милиции.
Да только фотография та была ещё детдомовских времен…
Я уже на втором курсе окончательно понял, чему хочу посвятить жизнь, и всеми силами начал избегать фото— и видеокамер. И когда ФСБ благодаря помощи стукача вышла на наш след, в руках чекистов не оказалось ни одного моего нормального изображения.
Только старая карточка из личного дела воспитанника интерната номер сто семьдесят шесть.
— Нет, точно, где-то видел, — повторил Синдбад.
На этот раз я ничего говорить не стал, лишь выразительно пожал плечами и вернулся к еде — молчаливое равнодушие в такой ситуации куда эффективнее самых яростных оправданий.
Трое сталкеров тем временем нырнули в гипертоннель, а мгновением позже из него вышли сразу десять человек. Я насторожился, когда они двинулись в нашу сторону, но вскоре стало ясно, что это трое большеголовых с охраной.
«Кто такие?» —
Репей, один из опытных ходоков, сколотивший в последний год что-то вроде постоянной команды и бравшийся за групповые заказы, вроде сопровождения в локации научных экспедиций.
Синдбад поглядел на меня, я на него, да ещё и руками развёл.
Мне светиться сейчас не нужно.
Бритоголовый кивнул и вступил в переговоры. Заняли они немного времени и закончились благополучно. Умники и их охрана свернули немного в сторону и прошли мимо.
Ну а мы вернулись к ужину.
— Что-то спать хочется, — признался Колючий, когда консервные банки опустели.
— Так подремли. Мы… — тут я хотел добавить, что смысла бодрствовать всем троим нет, но не успел.
Поле зрения затянуло бесцветное марево, и я обнаружил, что не сижу, а шагаю, но при этом ничего не вижу и не слышу, ни при помощи глаз и ушей, ни при помощи имплантов.
Голову захлестнул настоящий поток мыслей, как обычных, человеческих — о том, что до тамбура осталось не так много, что неподалёку в развалинах прячется какая-то железная тварь, что нужно остановиться и опустошить мочевой пузырь, так и странно чуждых, холодных и острых, похожих на кристаллики льда в потоке воды — о символах Пути, о том, когда поступит очередной приказ…
Они царапали мой череп изнутри и причиняли настоящую боль.
Помимо мыслей имелись желания, и опять же некоторые выглядели для меня понятными, зато другие я даже не мог осмыслить, настолько дикими и странными они казались.
Я попытался остановиться, протереть глаза, чтобы осмотреться, но тело меня не послушалось.
— С-с-сука, — только и смог я выдавить из себя, имея в виду поганого дубля.
А потом на меня сверху обрушилось нечто тяжёлое, воняющее потом и консервированным мясом.
— Всё? — спросил кто-то низким знакомым голосом.
— Что «всё»? — уточнил я, понимая, что руки мои прижимает к земле Синдбад, а на ногах сидит, похоже, Колючий.
— Ты в себе, язви меня джинн?
— Насколько могу судить, да, — ответил я, стараясь, чтобы голос не выдал охватившего меня отчаяния. — А что, был не в себе? Надеюсь, я не пытался покончить с собой?
— Ты пытался покончить с нами, — ответил беглый праведник. — Точнее, не ты, видит Господь, а тот демон, что на мгновение овладел твоим телом. Поднял «Шторм», и если бы не Синдбад…
И вот тут мне стало по-настоящему худо.
Эта тварь, возникшее неведомо в каком техногенном зеркале отражение, прочитало мои мысли так же, как я — его. Она сообразила, что мы втроём гонимся за ней, и решила моими руками избавиться хотя бы от двоих преследователей.
— Я в порядке, — сказал я. — Но это сейчас. И я не могу обещать, что через пять минут я не… не…
— Не перестанешь быть собой. — Синдбад отпустил мои конечности и отодвинулся.
Лицо у него было мрачное, в глазах читалось сочувствие, и ещё — обеспокоенность.