Идеальное отражение
Шрифт:
Как странно — три года более-менее тихой жизни в Пятизонье я обходился без друзей, а когда на мою голову посыпались неприятности, за короткий срок обзавёлся сразу двумя.
Синдбад поднялся, кивнул нам и деловито пошагал вниз по склону. Он благоразумно сделал широкий круг, чтобы не выдать нашей с Колючим позиции. На некоторое время скрылся из виду и попался на глаза Чингису, возникнув прямо на востоке от него.
Чингисхан среагировал так, как и положено человеку, живущему в Пятизонье не первый год, — шлёпнулся навзничь и выставил ИПК.
—
— Не выстрелит, — уверенно заявил я. — Этого типа я знаю, как облупленного.
До стрельбы и в самом деле не дошло — Синдбад постоял на месте, разведя руки в стороны и показывая, что намерения у него мирные. Затем они, скорее всего, обменялись несколькими репликами через М-фон и неторопливо, без суеты двинулись навстречу друг другу.
Чингис, судя по его рюкзаку, возвращался с ходки, волок на продажу артефакты и внутренности распотрошенных биомехов. И всё равно он был на Обочине позже меня, выходил в М-сеть и наверняка знал о последних событиях больше любого из нас.
На Синдбада он глянул подозрительно, наморщил лоб, пытаясь вспомнить, где видел эту морду.
— Только бы не вспомнил… — прошептал я, возвращаясь мыслями к последнему моему визиту в «Пикник», когда я был как раз в компании бритоголового, а Чингис сидел там и даже общался с нами.
Синдбад выразительно постучал себя по шлему и развёл руками, показывая, что у него непорядок с М-фоном: такое пусть редко, но всё же случалось. Чингис заулыбался и принялся что-то рассказывать, оживлённо жестикулируя: похоже, он оставил попытки изнасиловать собственную память.
Мало ли знакомых рож шляется по локациям?
Синдбад слушал внимательно, в нужных местах кивал, что-то уточнял, и расстались они вполне дружески: то есть оба повернулись друг к другу спиной и зашагали каждый в свою сторону.
Чингис утопал в направлении станции, а Синдбад описал ещё одну дугу, побольше первой, и вернулся к нам.
— Ну, и что рассказал тебе этот Потрясатель Вселенной версии лайт? — спросил я.
— Много интересного, — тут Синдбад улыбнулся. — Но про тебя — только то, что ты вроде бы скрываешься где-то в Москве, сумел укокошить Антипу и сбить со следа самого Циклопа.
Я испытал нечто вроде облегчения — слава всем богам, от Аллаха до Яхве, что история с моим «раздвоением» так и осталась по большому счёту тайной. О существовании дубля узнали фанатики из «Пламенного Креста», но в их мозгах всё хитро исказилось, а также брат Рихард, ни дна ему, ни покрышки.
Но этот заинтересован в том, чтобы хранить секрет для собственного употребления.
У многих могли возникнуть подозрения — у егерей во главе с герром Рудольфом, у кое-каких догадливых типов на Обочине, но не возникли, или о них предпочли промолчать.
— А о чём вы тогда говорили? — осведомился Колючий.
— О последних новостях. О том, что военные, разозлённые сожжением академика Семеркина, готовят «секретную» операцию против Дьякона, что в Академзоне
— Наступило? — Я встрепенулся. — Может быть, нам стоит вернуться туда?
— Чтобы там случилась новая вспышка? — Синдбад посмотрел на меня с усмешкой. — И кто сказал, что твоя копия ещё там? О её передвижениях в новостях пока ещё не сообщают.
Я хотел ответить, но не смог, поскольку всё вокруг затянул серый туман, а язык мой отнялся.
Глава 16
Лабиринт
10 февраля
В этот раз я попытался сопротивляться, но с таким же успехом я мог бы грести против течения устремившейся к водопаду речки. Меня завертело, закрутило, несколько раз швырнуло в разных направлениях, в голове завибрировало, и я обнаружил, что стою.
В поле моего зрения попало море, кусочек побережья с белыми дюнами, а также громадные бетонные корпуса, опутанные проводами, утыканные торчащими вверх трубами, растопырившие в стороны эстакады и пристройки, одни скучно обыденного, другие — странного вида.
Я захотел шевельнуться и не смог, постарался заглянуть в мысли дубля, и вновь у меня ничего не вышло.
Я мог только смотреть и надеяться, что двойник в свою очередь не имеет власти над моим телом.
Пейзаж выглядел знакомым, но почему-то оказалось мучительно трудно вспомнить, где я его видел. Раз море, значит, это не Москва и не Чернобыль, на берегах Обского водохранилища ты не найдёшь белого песка. Остаются Казантип и Сосновый Бор…
Сосновый Бор, точно! Ленинградская АЭС!
Я глазами двойника смотрел на одно из самых загадочных сооружений всех пяти локаций.
ЛАЭС не пострадала во время Катастрофы, даже продолжила функционировать, вот только куда уходит вырабатываемая ею энергия, не смогла установить ни одна научная экспедиция. Хотя экспедиций тех было не так уж много — большеголовые умерили прыть, когда стало ясно, что рядом с электростанцией всегда полно биомехов, ловушек, да и сама она на редкость опасна.
Я однажды видел ЛАЭС во время пульсации и должен сказать, что Новый год в Пекине рядом с этим — детская забава. Сотни молний, жёлтых, голубых и сиреневых, бьющих вверх, в небо, скачущих по стенам, похожих на светящиеся алчные щупальца, «шаровухи» метр в диаметре, фонтаны искр…
И треск, такой громкий, что наверняка слышен в центре Петербурга.
Сейчас станция выглядела угрюмо-спокойной, как дремлющий великан, но всё же ощущалась исходящая от неё угроза, а изнутри доносился негромкий монотонный гул, словно там работали исполинские механизмы.
Интересно, что понадобилось здесь дублю?
Серый туман запеленал меня, попробовал на зуб и решил, что есть невкусного сталкера не будет. Меня зашвырнуло в собственное тело, как баскетбольный мяч в корзину, и я нервно заморгал.